Жар предательства

Аатиф изумленно посмотрел на меня:

– Но… зачем?

– После того как вы расплатитесь с клиентами, на оставшиеся деньги – вместе с вашими сбережениями – вы сможете купить дом и жениться на Хафезе.

Молчание. Аатиф опустил лицо в ладони.

– Вы очень добры, – через какое-то время произнес он.

– Как я уже говорила, вы заслуживаете доброго отношения.

– Но…

Месье Аббу положил ладонь Аатифу на плечо и что-то шепнул ему по-арабски. Потом Аатиф вдруг взял обе мои руки в свои и сказал:

– Наконец-то мне повезло.

На что я ответила:

– И мне тоже.

Я повернулась к месье Аббу.

– Аатифу нужен новый оптовик в Марракеше, – обратилась я к нему по-французски, чтобы Аатиф тоже понимал, о чем мы говорим, – которому он мог бы продавать изделия, что он привозит с юга. Торговец, с которым он прежде вел дела, отвратительный тип.

Месье Аббу спросил у Аатифа, как зовут того торговца. Услышав имя, он закатил глаза.

– Противный, глупый мальчишка, – прокомментировал он. – Вы будете здесь завтра?

– Наверно, – отвечал Аатиф. – Мы вчера мало спали, а сегодня весь день были в пути…

– Где вы сегодня заночуете? – осведомился месье Аббу.

Аатиф пожал плечами.

– У нас здесь есть маленькая комнатка для гостей. Очень скромная, но чистая. Прошу вас, оставайтесь. Я буду очень рад. И вы окажете мне честь, если согласитесь поужинать со мной. В двух минутах ходьбы отсюда есть хороший ресторан. А завтра утром я познакомлю вас с несколькими торговцами. Все это мы можем обсудить за ужином. D'accord?

Аатиф отвечал ему своей фирменной застенчивой улыбкой.

– D'accord.

Я спросила у Аатифа, не одолжит ли он мне документы сестры еще на несколько дней. Пообещала, что вышлю их ему по почте, если он даст свой адрес.

– Пожалуйста, оставьте документ у себя. Сестра была бы только счастлива, что ее удостоверение послужило столь благой цели.

Я глянула на запястье и только потом сообразила, что часов на руке больше нет. Все, что оставалось у меня от отца. Мое единственное наследство. Утрачено навсегда. Но я была уверена, что отец, будучи человеком, который умел ценить жизнь во всех ее проявлениях («Нужно исходить из обстоятельств», – часто говорил он мне), согласился бы, что деньги, вырученные мной за его единственную дорогую вещь, попали в хорошие руки.

– Одиннадцать минут десятого, – подсказал месье Аббу.

Значит, в Касабланке я буду ближе к полуночи. Я взяла блокнот, что лежал на столе, на верхнем листочке написала адрес своей электронной почты и дала его Аатифу.

– Здесь указано, как связаться со мной, – произнесла я. – Пришлите свои свадебные фотографии.

Аатиф встал и, снова взяв меня за руки, сказал:

– Allah ybarek feek wal’ayyam al’kadima.

Улыбнувшись, я повторила его благословение.

Да хранит тебя Аллах.

Спустя десять минут, снова спрятавшись под паранджой, я мчалась в Касабланку. Месье Аббу вызвался проводить меня до «мерседеса», за рулем которого сидел Махмуд. Когда мы подошли к этому почтенному черному автомобилю, выпущенному в начале 1980-х, как мне сказали, я дала Махмуду клочок бумаги, на котором Бен Хассан написал свой адрес.

– Без проблем, – кивнул Махмуд. – У нас есть GPS.

Месье Аббу вручил мне свою визитку, сообщив, что на обратной стороне записан номер его мобильного телефона.

– Возникнут трудности – звоните, – сказал он. – С паспортом я помочь не могу, но, если возникнут сложности, у меня есть некоторые связи. И кстати, дорога до Касабланки за мой счет.

– Вы очень добры.

– Считайте, что это мицва[133].

Мицва. Еврейская карма. Я рассмеялась:

– Никогда не думала, что услышу в Марракеше иврит.

– Жизнь полна сюрпризов.

– Да, это я уже поняла.

– И мицва всегда должна воздаваться мицвой.

– Воистину. Только редко так бывает.

Теперь я взяла его за руки:

– Очень приятно иметь с вами дело, monsieur.

– Не вами, madame.

С этими словами он открыл заднюю дверцу «мерседеса» и проводил меня из своей жизни.

Через пятнадцать минут мы покинули Марракеш и неслись по автостраде, ведущей на север. С Махмудом мы договорились, что полиции, если нас остановят и начнут допрашивать, он объяснит, что служит шофером у моего отца, а я психически нездорова и т. д. и т. п.

Но за два с половиной часа, что я ехала в «мерседесе», нас ни разу не остановили. Сидя сзади, наслаждаясь прохладой салона, которую обеспечивал кондиционер, я впала в некое оцепенение. На въезде в Касабланку нас ждал полицейский блокпост, но офицер, заглянув в машину и увидев водителя в костюме и женщину в парандже, взмахом руки пропустил нас в город.

Примерно в полночь мы затормозили перед многоквартирным жилым зданием, которое Бен Хассан называл своим домом. Я всучила Махмуду две тысячи дирхамов – хоть он и выразил протест, говоря, что хозяин не разрешил ему брать с меня денег, – и попросила, чтобы он подождал меня с час.

– Если в течение часа я не выйду, возвращайтесь в Марракеш. Но если до этого времени вы мне понадобитесь…

– Я подожду.