Жар-птица

В мастерской имелось неплохое переплетное оборудование: несколько сшивальных станков, два настоящих винтовых пресса, хороший обрез и полный набор других инструментов. Все это должно было облегчить и ускорить работу. И уж конечно книжечки будут выходить, как игрушки, — аккуратные, красивые. И когда из школьной библиотеки принесли большую груду растрепанных книжек, я тут же принялся за дело. Охотников переплетать явилось много. К сожалению, мне недолго пришлось заниматься этим трудом. Евлампий Рогожин оказался таким ярым ревнителем переплетного искусства, что сразу же забрал всю мастерскую в свои руки. Сначала он вместе с другими принялся за сортировку и разборку книг, но скоро обнаружил страстность и темперамент незаурядного мастера. Он показывал каждому новичку, как надо расшивать книгу, чтобы не повредить листочков, как класть тетради в стопочки, чтобы не перепутать страницы. А когда кто-нибудь делал небрежно, волновался и начинал ворчать:

— Что же ты дерешь, как медведь... Ведь это не корова, а книга, понимаешь, — книга! Штука тонкая, хрупкая, листочки у нее чувствительные: дунь посильнее — изорвутся. Смотри, как надо...

И, что интересно, все его слушались, все ему подчинялись и считали за главного не меня, а его. А я был рад, что нашелся такой помощник, на которого можно положиться, и занялся столярной мастерской.

Оборудование и здесь было не беднее, только все нуждалось в починке: семь разлаженных верстаков, один токарный станок с расшатанной и разбитой станиной, круглое точило с рассохшимся ящиком. Инструмент тупой, зазубренный. Видно, что пользовались им люди, не любившие дело.

Я принялся все налаживать. Первым делом наточил и развел пилы, наточил и направил на оселке рубанки, фуганки, стамески и долота. А ребята приходили каждый день и спрашивали:

— Скоро пустишь завод-то?

— Когда готово будет, объявим через газету, — шутя отвечал им мой помощник по столярному делу Миша Рамодин.

Он пришел ко мне в мастерскую первым и, сузив черные монгольские глаза, громко произнес:

— Ну, говори, чего надо делать? Строгать, пилить, клеить? Я все могу!

Мне Рамодин сразу понравился. С энергичным монгольским лицом, черными, как смоль, волосами, низенький и ловкий, похожий на японца. Оказывается, он мой земляк — из одного уезда, только из другой волости. Стипендию ему выхлопотал учитель второклассной школы Тамплон, не то немец, не то латыш. Этот учитель — человек что надо. Он говорит, что будущее России — демократическая республика. А что это такое — поди разберись!..

— Ну дай же что-нибудь попилить, — просит меня Миша.

Я взял доску, провел по ней карандашом, завернул в верстак и подал ему пилу.

— Пили вот по этой линии.

Он пилил, а я, направляя на бруске железки рубанков, наблюдал за ним. Принялся он горячо, но, пропилив вершка полтора, остановился и смотрел с удивлением: пила ушла в сторону. И как он ни старался — даже кончик языка высунул, — пила все-таки уходила от линии все дальше.

— Вот черт, — ворчал Рамодин. — Я ее сюда, а она туда. Не слушается. А? Почему это?

— Ничего не знаю. Раз сказал: все можешь, пили!

— Ах ты вон к чему. Я сказал «могу» к тому, что хочу, мол, пилить.

— Ну вот, хочешь, так и пили, кто тебе мешает!

— Как же я буду пилить, раз не выходит? Я ее тяну влево, а она, как норовистая лошаденка, — вправо.

— Вот так бы и сказал: не умею, мол, я ни пилить, ни строгать. Покажи, как надо.

Он весело засмеялся:

— Оказывается, и тут наука нужна.

— Видно, нужна,

— Ну, покажи, в чем тут загвоздка?

Я объяснил ему, как надо управлять пилой. Ему понравилось. Он смеялся от удовольствия, что теперь и у него получается.

— И строгать тоже нужно обучаться? — спросил Миша.

— И строгать, и точить, и красить — на все есть своя наука.

— Вот штука какая, а я думал: взял инструмент и двигай — все само собой получится.

Пока я налаживал оборудование, Рамодин научился пилить и строгать так, что, когда пришли ребята, он уже мог им кое-что показать и объяснить, если я был занят.

Охотников работать в столярной набралось также много, особенно из новичков. Им все было интересно. Но, странное дело, каждый считал, что он умеет и пилить и строгать, потому что когда-то сделал дома полку в чулане или починил стол. Но скоро столяры мои признались, что ничего они пока еще не умеют. Не у всех хватало терпения учиться по-настоящему. Позанимавшись дня три-четыре, многие больше не приходили.

Постоянными моими учениками и помощниками стали Рамодин, Кузьма Афанасьев, упрямый рыжий детина, о котором я уже говорил, и Ведунов — широкоплечий коренастый парень с большим носом, донской казак.

Мы устроили в мастерской полати, натаскали из сарая досок, липовых и березовых плашек, распилили их и уложили на полати сушить. Это был запас на зиму.