«Кто-нибудь» оказался женщиной тридцати пяти лет с волосатыми ручищами и в стоптанных башмаках. Она пожала Карлайлу руку и молча его выслушала, не задав ни единого вопроса о детях — даже не спросила, как их зовут. А когда он провел ее в комнату, где играли дети, она с минуту просто тупо пялилась на них. Потом, наконец, улыбнулась, и Карлайл заметил, что у нее не хватает зуба. Сара бросила карандаши, подошла к отцу и взяла его за руку, не сводя глаз с незнакомой тетки. Кит тоже оглядел ее и снова занялся раскрашиванием. Карлайл поблагодарил женщину за то, что она любезно уделила им столько времени, и сказал, что свяжется с ней позже.
И тем же вечером он увидел объявление на доске в супермаркете — кто-то предлагал свои услуги в качестве няни, «все детали — при личном разговоре». Карлайл позвонил по этому номеру и попал на толстушку Дебби.
Летом Эйлин иногда присылала детям открытки, письма, фотографии и собственные рисунки пером, сделанные уже в Калифорнии. Еще она писала Карлайлу долгие путаные письма, в которых просила его понять сложившуюся ситуацию —
Но через несколько часов вытащил письмо из мусорного ведра и положил его в шкаф, на полку, где он хранил все ее письма и открытки. В одном из конвертов была фотография: Эйлин в купальнике и в большой мягкой шляпе. Там же лежал ее рисунок — на плотном листе бумаги карандашом была изображена женщина в легком платьице, сидящая на берегу реки. Она опустила плечи и закрыла лицо руками.
Карлайл предположил, что этим рисунком Эйлин давала понять, как она переживает из-за их «ситуации». В колледже она занималась рисованием и, несмотря на замужество, говорила, что намеревается и дальше развивать свой талант. Карлайл тогда ответил, что иного даже и не мыслит, что это ее долг перед собой, долг перед ними обоими. В те дни они любили друг друга. Это он точно знал. Он не мог представить себе, что полюбит кого-нибудь так, как любил ее. И Эйлин тоже любила его. И вот, после восьми лет их совместной жизни, она удрала от него. Как она выражалась в своем письме, «решила рискнуть» .
Поговорив с Кэрол, Карлайл заглянул в комнату к детям — те спали. Потом он пошел на кухню и налил себе выпить. Собрался было позвонить Эйлин, рассказать ей про все эти поиски подходящей няни, но решил, что все-таки не стоит. Нет, конечно, у него был ее новый адрес и телефон, но за все время он позвонил ей всего один раз, а писем вообще не писал. Удерживало недоумение от всей этой ситуации, и чувство гнева и унижения. Однажды, в начале лета, он, переборов себя, все же рискнул. Трубку снял Ричард Хупс.
— Привет, Карлайл, — так и сказал, как будто они до сих пор оставались друзьями. Потом, будто что-то вспомнив, добавил:
— Сейчас, подожди минутку.
К телефону подошла Эйлин.
— Карлайл, как ты? Как дети? — спросила она. — Расскажи, как у тебя дела.
Он ответил, что с детьми все хорошо. Но прежде, чем успел сказать что-то еще, она его перебила:
— Что с ними все хорошо, я знаю. Ты-то как?
Потом Эйлин начала рассказывать, что впервые за долгое время обрела гармонию с собой. Затем стала рассуждать о его гармонии и карме. Она уже изучала его карму. Та должна вскоре улучшиться, говорила она. Карлайл слушал все это, не веря собственным ушам, потом сказал:
— Эйлин, мне пора идти.
И повесил трубку. Примерно через минуту телефон снова зазвонил, но Карлайл не стал отвечать. Когда звонки прекратились, он снял трубку и положил ее рядом с телефоном.
Уже собираясь лечь, он захотел снова поговорить с ней, но побоялся набрать ее номер. Да, он все еще скучал по ней, ему так хотелось поделиться своими проблемами, снова услышать ее прежний голос — милый и спокойный, без тех маниакальных ноток, которые появились у нее в последние несколько месяцев. Но, если бы он сейчас позвонил, к телефону мог бы подойти Ричард Хуле, а снова услышать его голос Карлайлу точно не хотелось. Они с Ричардом были коллегами целых три года и, как думал Карлайл, почти друзьями. По крайней мере, он обедал с ним на работе за одним столом и говорил с ним о Теннеси Уильямсе и фотографиях Анселя Адамса. Но даже если бы на звонок ответила Эйлин, она могла бы снова пуститься в рассуждения насчет его кармы.