Жара

– Алло, мама? Чем занимаетесь? Все здоровы?

– Слава богу, не болеем, а что у вас?

– Жизнь бьёт ключом. Хотела попросить вас с отцом приехать на подмогу?

– О! Конечно. С завтрашнего дня у меня начинается отпуск, дальше библиотека закрывается на реконструкцию, а учитывая, что и в квартире затевается ремонт, то до осени мы абсолютно свободны. Надеюсь, ничего не случилось?

– Всё нормально… так… ерунда… от жары у меня разыгралась мигрень и… воображение.

Возникла томительная пауза. «Алло, алло! – теряла терпение Инга. – Я тебя не слышу!» Через несколько секунд раздался голос матери, изменившийся до неузнаваемости. «Дочка, – еле прошептала она, – вечером мы обязательно приедем, а сейчас, извини…».

Вошедший в комнату Иван нашёл жену с телефоном в руке и, заметив её растерянность, поинтересовался: «Неужели отказались?» «Нет, нет, обещали быть вечером, – поспешила отозваться та, – но мама вела себя так, словно не я, а она перегрелась на солнышке».

Уже смеркалось, когда к дому подъехала машина и выпустила их душных недр измученных родственников. Ничто не напоминало об утреннем инциденте; радость встречи заслонила мелкие недомолвки и предложение затеять пикник за домом, оказалось весьма кстати. Мужчины жарили шашлык, их жёны нарезали овощи для салата, а дети вносили веселый сумбур в процесс приготовления ужина. Рядом резвилась Дина, норовившая стянуть со стола кусочек вкусняшки и, судя по довольной мордахе, ей это удалось. Они пировали на всю катушку, болтали о всяких разностях и пели под гитару до глубокой ночи. «Не умереть бы от счастья!» – вздохнул Иван, глядя на догорающий в сгущающихся сумерках костёр.

Пришла пора мыть посуду и на кухне остались одни женщины. Работа спорилась: дочь – мыла, мать – протирала, что не мешало им мило беседовать. «Итак, – сказала Инга, – завтра мы с Иваном едем в город. Пока он будет занят, схожу к врачу; при необходимости пройду обследование. Думаю уложиться за пару-тройку дней, вы и соскучиться не успеете». Мария не удостоила дочь ответом, продолжая заниматься тарелками, издающими при соприкосновении противное цоканье, чересчур резко отзывающееся в наступившей тишине. Обескураженная отсутствием реакции, Инга обернулась. – Мама, почему ты молчишь? Боишься не справиться с детьми? – Дело не в детях. – А в чем? – Толку от подобных походов мало, и вообще… тебя уже обследовали… в детстве…

Инга опешила и, подойдя ближе к матери, озабочено спросила:

– Со мной что-то не так? Я больна?

– Нет, просто ты другая.

– Что значит «другая»?

Мария нерешительно присела на стул. Её руки судорожно теребили краешек скатерти, а на лице читалась тревога и смятение. Крепко сжатые губы не давали вырваться признанию, но видимо, устав бороться с собой, она не выдержала и заговорила. Слова сочились по капле, пока не потекли робким ручейком, суля излиться бурной рекой. Слушая про себя странные вещи, Инга особо не вникала в суть сомнительного, на её взгляд, повествования. В один из моментов ей стало неудобно за мать, но состояние неловкости длилось недолго, всего минуту. Потом ею овладело неестественное оцепенение и на миг почудилось, что в глубинах подсознания проснулось нечто среднее между полным безверием и безоговорочной верой. Ощущения были слишком зыбки, чтобы безоглядно отдаться на их милость и, устав сопротивляться, та лишь безвольно внимала звукам голоса. Смысл фраз ускользал, зато всплывали зримые образы пережитого, услужливо выстраиваясь в хронологическом порядке. Воспоминания нарастали снежным комом, заполняя собой все пробелы в памяти и очень скоро Инга перенеслась в прошлое, как считалось, исчезнувшее без следа.

Старые одноэтажные дома стояли полукругом, образуя уютную площадку, огороженную со стороны однорядной асфальтированной дороги деревянным заборчиком. Внутри росли тополя-великаны, меж которыми играла детвора, а чуть поодаль располагался стол из свежевыструганных досок со скамейками по бокам. Там в хорошую погоду собиралось дворовое братство – «забить козла» и обменяться последними новостями. В тот злополучный день события разворачивались привычным чередом, за исключением пустяка: калитка, всегда запертая на проволочное кольцо, наброшенное сверху штакетника, оказалась открытой. Воспользовавшись промахом взрослых, малышка выползла на проезжую часть, а из-за поворота тем временем стремительно вывернул грузовик. Водитель не мог видеть ребенка из высокой кабины и двигался вперед, не сбавляя скорости.