Жара

– О, – сказал польщенный американец. – Видите ли, первые 25 лет своей жизни я прожил в Эстонии или, как тогда говорили, в Эстонской ССР. Я происхожу из интеллигентной эстонско-немецкой семьи. По какой-то невероятной случайности мои предки не были репрессированы, всю жизнь жили в Эстонии, кроме времени эвакуации в Сибирь во время Второй мировой войны. В семье все прекрасно говорили по-русски, а мой отец очень поощрял мою любовь к русскому языку, говоря при этом, что негр должен знать английский язык в совершенстве.

Анна пропустила явную колкость мимо ушей. Громилаар продолжал:

– Потом это сослужило мне огромную службу, когда мы уже жили в США. Знаете, тогда был огромный интерес к российскому рынку, особенно в сфере нефти и газа. Ну и вы, конечно, понимаете, нужны были люди, владеющие языком, знающие хотя бы основы культуры русских, украинцев, казахов и других народов. Тогда ведь все братские республики говорили по-русски. Я начал свою карьеру на месторождении Тенгиз в Западном Казахстане. Кстати, по-тюркски я говорю тоже неплохо. Ну и вот так я дослужился до должности вице-президента по странам Восточной Европы и СНГ. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос.

– Конечно, конечно, – уверила его Анна.

– Тогда я позволю себе перейти к цели своего визита. Не буду скрывать, что мы очень обеспокоены и опечалены тем, что правоохранительные органы России начали расследование деятельности нашего московского представительства. Мы все опасаемся, что это может сильно повредить столь успешно развивающемуся бизнесу. Если вы сломаете деятельность нашего представительства, то хорошо от этого никому не будет. Ну, посудите сами. Российская сторона приобретает новую технику и технологии, опыт, возможности дальнейшего наращивания нефтедобычи. Поверьте, мы с глубоким сочувствием следим за успехами ваших нефтяников. Некоторые вещи не могут не вызывать уважения: за несколько лет вы увеличили добычу нефти, грубо говоря, с 300 млн тон до более чем 500 млн тонн. Скажу прямо, какой-то вклад в этот великолепный рывок внесли и поставки современного оборудования и технологий.

Речь американца была красивой и плавной. Конечно же Анна легко улавливала прибалтийский акцент, выражавшийся в чрезмерном удлинении гласных звуков. «Но вообще-то молодец», – подумала она.

– Господин Громилаар, – жестко, но вежливо сказала Захарьина. – Никакого расследования деятельности вашего московского представительства здесь нет. Были открыты два уголовных дела об исчезновении престарелой Эммы Марковны Розенфельд и об исчезновении ее сына Владимира Борисовича Розенфельда – главы вашего московского представительства. В рамках этих уголовных дел выяснились такие обстоятельства, которые представляют несомненный интерес не только для органов следствия, но, я полагаю, что они будут также интересны для руководства вашей компании. У нас есть определенные сомнения относительно того, что вы в полном объеме представляли то, чем занимался в Москве Владимир Борисович Розенфельд. Разрешите я коротко в процессуальных рамках расскажу вам то, что нам удалось установить достоверно и что подкреплено юридически обязывающими показаниями сотрудников московского представительства. Нескромный вопрос: вы уже встречались с господином Кляйном или другими сотрудниками представительства?

– Нет, – ответил Громилаар, – я сразу попросил о встрече с вами. Но, конечно, координаты и вводные дал мне господин Игорь Кляйн.

«А ты хитер, – подумала Анна. – Может, ты и не все знаешь, но подозреваешь, что здесь какая-то грязь. Не хочешь даже кончиком пальца замараться, молодец!»

– Итак, выслушайте мой короткий и правдивый рассказ.

Анна блестяще умела готовить саммари самых запутанных и «ветвистых» уголовных дел. Сложную картину расследованиядвух непростых дел она сумела ярко и образно изложить американцу не более чем за 10 минут.

– Вот такие дела, – закончила Захарьина.

– Вы меня огорошили, так говорят русские? – в глубокой задумчивости сказал американец. – Я вижу, что, по-видимому, мы допустили ослабление контроля за деятельностью нашего московского представительства.