Жара. Терпкое легкое вино.

— Перекусишь или подождёшь, пока ужин соберу?

— Подожду, — Виктор подошёл к столу, отрезал кусок колбасы и принялся жевать, расхаживая по кухне. — А чем он всё-таки болен?

— Толком ничего не объясняют. Главный врач говорит про тепловой удар и психическое истощение. А больше давит на то, что у него психологическая травма: мол, просил у Бога дождя, народ за ним, как за Моисеем пошёл, а он Моисеем не оказался — Бог его не услышал, вот он и надломился.

— Чушь это всё, — сказал Виктор, подошёл к столу и отрезал ещё колбасы. — Он же знает, что Бог не каждую просьбу исполняет. Ведь так?

— Так… Там, в крестном ходе, ещё икона плакала. Все видели, как у неё слёзы текли.

— Вон оно что… Надо же. Жалко, не видел. Давно хочу чудо увидеть. А мне всё не даётся. Почему так, Маш, а? Хотя нет, ты у меня — чудо. Я вот, знаешь, и правда думаю: это же чудо, что Господь нас свёл. Я сейчас уж и не помню, зачем тогда в храм зашёл… а ты там пела… н-да… Мне, Маш, иногда страшно бывает, когда вдруг представлю, что я тогда мог мимо проехать. А тут велел остановиться. Зачем? Да я говорил тебе уже об этом, да… Может, всё-таки отвезти его в область?

— Давай подождём до утра.

— Как скажешь. Видишь, я стараюсь быть послушным. А когда ужин? Ну, ладно, ладно, я ещё кусочек отрежу и пойду посмотрю кое-какие бумаги…

19

К ужину поднялся Андрей. Он выспался, тягостное состояние ушло, родной дом вернул забытое чувство уюта, было даже неудобно, что он чувствует себя так хорошо. «Вот как у Господа, — думал Андрей, — надо было приехать к умирающему отцу, чтобы в душе немного успокоилось…»

После ужина мужчины вышли на улицу. Солнце уже село, наползавшие сумерки всё больше скрадывали окружающее, а главное — тянуло желанным холодком.

Идти было некуда, они сели возле дома на лавочку и Виктор спросил:

— Ну, как дела, химик?

— Да не химик я, — улыбнулся Андрей семейной шутке, которую быстро усвоил Виктор. — Я — физик.

— Всё равно. В молекулах ковыряетесь?

— Ковыряемся…

— А я вот всё спросить тебя хотел: почему ты в священники не пошёл? Сейчас бы служил здесь — смотри, благодать-то какая, тихо, хорошо, ни министров, ни налоговой, на накатов, ни откатов…

— Не скажи, тут тоже непросто, сам видишь, какие тут страсти. А я, между прочим, ни одного священника старше сорока, у которого не было бы седого волоса, не встречал. А потом — это же призвание. Господь каждому даёт талант по силе и разумению. И, мне кажется, счастье каждого человека — открыть этот талант, а не пытаться заниматься не своим делом. Мне всегда было интересно знать, а как оно там происходит внутри? Не на механическом уровне, а глубже. Как это Бог мог так всё гениально устроить и обо всём подумать. Иногда мне кажется, что я хочу объяснить Бога с помощью науки. Себе — в первую очередь.

— Если ты пытаешься объяснить себе Бога, получается, что ты и не веришь… Прости, конечно.

Андрей помолчал.

— Наверное, ты прав. Страха Божия у нас нет. Всё за запретными плодами стремимся… Эх, вот ты не застал нашего деда — вот где вера была.

— А как же твой отец?

— Мне кажется, он только сейчас к ней приходит.

— Тогда Бог не должен его забирать! — Виктор подскочил с лавочки, сделал пару шагов туда-сюда и решительно рубанул: — Мне кажется, что он не умрёт!

— Дай Бог… — ответил Андрей и опять ему стало стыдно, что вот человек, только недавно вошедший в их семью, так искренне переживает за отца, а ему, единственному сыну, в общем-то не так уж и важно, останется жить отец или нет. Не совсем, конечно, всё равно… но вот же сейчас вместо того, чтобы переживать за отца, он наслаждается покоем и даже где-то глубоко-глубоко рад, что смертная болезнь отца вырвала его из привычной суеты. «А что дальше?» — подумал он.

— А какой у меня талант? — не дал додумать шагавший перед лавочкой Виктор.

«Он тоже о себе думает, — отметил Андрей. — Смерть вообще заставляет думать о себе. Так что же дальше?.. Приносит ли мне радость то, что я делаю?»

— Приносит ли тебе радость то, что ты делаешь?

Виктор остановился.

— Ты меня спрашиваешь?

— Ну да.

— В общем-то да, совесть особо не мучает. Мне интересно что-то организовывать, строить. Это здорово: вот пустое место и ты видишь, как на нём поднимается дом или завод, или вот, например, мы сейчас уникальный объект пробиваем… А вообще хочется в Сочи влезть — вот где можно по-настоящему поработать…

— Что, там больше воруют?

— Там платят нормально. У нас ведь как сложилось: если платят нормально, то есть столько, сколько это и стоит, то это воспринимается как воровство, по крайней мере, по отношению к другим. А если хороший кирпич стоит 5 рублей, то за него и надо платить 5 рублей. Если хороший специалист должен получать хорошие деньги, то он и должен их получать. А воровство как раз от торгов и конкурсов.

— Это как же?