Жара в Архангельске-2

— Мне нравятся твои глаза. Они меня завораживают, — сказал он, — Я люблю тебя. Сколько хочешь раз могу тебе это сказать…

Между тем на улице окончательно стемнело. Молодые люди снялись со скамьи и пошли в сторону набережной. Салтыков открыл перед Оливой дверь какого-то дорогущего ресторана, и ей ничего не оставалось делать, как войти туда вместе с ним.

В ресторане почти никого не было. Салтыков сел напротив Оливы, сделал заказ, как тогда в пиццерии, не спрашивая её, что она будет. Олива опустила глаза: она уже несколько дней с того самого злополучного момента, как приехала в Питер, чувствовала себя вещью, куклой в руках Салтыкова.

— Скажи мне честно: твоя мать рассчитывала, что мы заплатим за грузовое такси? — спросил он, пристально глядя ей в глаза своим тяжёлым взглядом.

Олива испытала мучительный стыд.

— Да нет, — ответила она, пряча глаза, — Хотя кто её знает, я не могу ручаться. Очень возможно, что ты прав…

Салтыков достал из нагрудного кармана своего пиджака толстую пачку денег, долго считал их и, выбрав, наконец, из пачки тысячерублёвую купюру, протянул Оливе.

— Убери. Я не возьму, — отказалась Олива.

— Возьми, — сказал он, — Я не хочу, чтобы моя девушка таскала на себе двери.

— Ты ставишь меня в унизительное положение, — произнесла Олива, отодвигая от себя деньги, — Я, между прочим, не нищая!

— Но мне эти деньги ничего не стоят. Возьми, — он пододвинул купюру к ней.

— Нет, — Олива отрицательно покачала головой.

Салтыков убрал купюру и, встав, накинул Оливе на плечи куртку и, перебирая ей волосы, поцеловал в голову.

— Иначе моя Олива и не могла поступить! Вот за это я тебя и люблю…

Оливе стало неприятно.

— Ты таким образом проверял меня?

— Ну почему сразу проверял? Мне ничего для тебя не жалко. Хочешь, я тебе всё отдам, что у меня есть?

— Нет. Не хочу.

— А хочешь, прыгну ради тебя с моста?

Олива подняла голову и первый раз за всё это время посмотрела на Салтыкова. В глазах её мелькнул какой-то нехороший огонёк.

— Хорошо. Ловлю тебя на слове.

Они вышли на мост. Пока шли, попали под ливень. Остановились у перил.

— Ты хотел прыгать с моста? Вот мост. Прыгай! — сказала Олива.

Мост был высотой метров десять наверно, если не больше. Олива знала, что больше всего на свете Салтыков боялся высоты. «Ну вот и посмотрим, можно ли тебе верить…» — подумала она и усмехнулась.

Он стоял у перил, тянул время.

— Ну? Я же жду…

Салтыков с выражением ужаса на лице посмотрел вниз, на воду. В следующую секунду он перемахнул на ту сторону и повис с той стороны моста, держась за перила. Олива вначале испугалась, крик замер в её устах. Но увидев, что Салтыков держится с той стороны, совладала с собой.

— Ну что ж ты не прыгаешь? — усмехнулась она, — Прыгай давай! Разожми ручки и…

— Прощай, Олива… Я любил тебя… — и разжал руки.

— Аааааааааааааааааааа!!!

Перед глазами у неё промелькнул ужас падения с десятиметровой высоты, плеск воды, пароход, винт… Она не помнила, как схватила себя за волосы и рванула, упав на колени, вследствие чего вырвался у неё из груди этот ужасный крик. Она укусила себя за руку — до крови.

…Он стоял перед ней, мокрый, со стеклянными глазами, бледный как полотно.

— Андрей, скажи что-нибудь, я умоляю тебя!!! — Олива горячечно схватила его за руки, — Ты… ты живой?..

Салтыков стоял по-прежнему бледный, на его лице застыло выражение пережитого ужаса. Он молчал, уставившись стеклянными глазами в пространство. Олива упала перед ним на колени, обхватила руками его ноги, прижалась лицом к его ботинкам.

— Прости меня!!!

Он молча расцепил её руки и пошёл, не видя ничего перед собой. Олива встала и пошла за ним. Остановились на Красной площади. Он постоял молча, отходя от шока, потом не своим голосом тихо произнёс:

— Мне было реально страшно…

Олива схватила его холодную руку, поцеловала и прижала к своей груди.

— Я верю тебе, я верю! — быстро сказала она, — Я клянусь, что буду твоя, я полюблю тебя, я…

Они стояли у Мавзолея Ленина. Мимо них, как и в Питере, ходили туристы с фотоаппаратами, иностранцы, лопочущие на своём диалекте. Салтыков обнял Оливу, засунул руки ей под кофту. Она поёжилась от грубого прикосновения ледяных рук к её телу, но перетерпела. Он прижался к ней вплотную.

— Хочешь быть Первой Леди страны? Хочешь или нет?

— Хочу…

— Значит, будешь, когда я стану Президентом.

Олива рассмеялась.

— Что же это будет за первая леди, которая даже вилкой с ножом есть не умеет?

— Похуй. Ты всё равно лучше всех.

Они снялись с насиженного места и пошли в какой-то глухой переулок неподалёку от Красной площади. Встали в какой-то подворотне. Олива прислонилась головой к каменной стене.

— Я спать хочу.

— Поехали в гостиницу, ляжем спать.

Олива и Салтыков вышли на Лубянку, там поймали такси, доехали до ВДНХ. Когда пришли в гостиничный номер, Майкл уже видел десятые сны.

— Майкл, отворяй! — Салтыков забарабанил в дверь.

— Погоди ты, я трусы надену! Неудобно же… — сонно забормотал Майкл из-за двери.

— Да пох на твои трусы! Открывай уже, мы спать хотим! — потеряла терпение Олива.