Жара в Архангельске-2

Олива со страхом смотрела на извивающуюся в Димкиных руках дверную ручку, которую с той стороны дёргал Салтыков. Секунды казались бесконечностью, как в замедленном кино. Аня и Дима изо всех сил старались не шуметь, но проклятый паркет предательски трещал под их ногами, и этот треск казался Оливе оглушительным. Всё сейчас сосредоточилось на том, что творилось по ту сторону двери. Олива смертельно боялась, что Салтыков вот-вот рванёт резче дверь и откроет, и тогда пипец им будет всем троим.

Но обошлось. Салтыков потрезвонил там в дверь, покашлял себе и ушёл восвояси. Едва оправившись от пережитого испуга, девушки сели пить чай с кексами на Димкиной кухне. Попили чаю, побазарили о том о сём, собрались уходить.

— Так ты скажи ему, — сказала Олива Диме уже в прихожей, — Ты скажи ему, мол, так и так, если он не дурак, то он поймёт…

— Ну, я понял тебя, — сказал Дима, — Ты повторяешь это одно и то же уже десятый раз.

— Ну хорошо, мы тогда пойдём…

Олива и Аня вышли из дома, но не успели они дойти до ограды, как услышали, что кто-то их зовёт. Олива обернулась — на балконе стоял Дима.

— Только что звонил Салтыков! Сказал, чтобы ты ему перезвонила.

— Но у меня нет денег на телефоне, — сказала Олива.

— Идите сюда, я дам вам свою симку от Мегафона.

Девушки опять вошли в его дом. Дима дал Ане симку, она вставила её в телефон. Однако Оливе было стрёмно звонить Салтыкову.

— Я лучше напишу ему, — сказала она.

— Пиши быстрее, а то Аня уже спит, — подгонял Негод. Аня и вправду уже дремала на лестнице.

— А что мне ему написать? — растерялась Олива, и, наконец, написала:

«Давай потом поговорим. Мы не спали всю ночь».

— Ты неправильно написала, — сказал Дима, заглядывая Оливе через плечо в телефон, — Надо сначала написать: «Андрей»…

— Да какая разница! Разве это так важно?

— А как же? Это очень важно, к человеку надо по имени обращаться.

Но исправлять смску было поздно, так как Олива её уже отправила. Ответ не заставил себя долго ждать.

«Меня это не интересует. Я тоже не спал всю ночь. Приходи в 12:30 в кафе на первом этаже высотки, от главного входа сразу налево. Жду ровно 3 минуты и ухожу».

— Ничего не поделаешь — придётся идти, — вздохнула Олива, у которой от бессонной ночи голова просто разламывалась на куски.

— До двенадцати ещё около трёх часов, — Дима посмотрел на часы, — Так что лучше идите спать пока; в двенадцать я вас разбужу.

— Ну ты уж разбуди нас, — попросила Олива.

— Всё-таки заведите будильник на всякий пожарный, — сказал Дима, — А то я сам могу проспать — я блин из-за вас тоже всю ночь глаз не сомкнул. Салтыков блин всю ночь тут бродил, мне спать не давал… Тоже, раздули из мухи слона, сами не спали и другим выспаться не дали…

— Не обобщай, — сказала Аня, — Ты из-за них с Салтыковым одну ночь не спал, а я целых две. Вот и сосчитай.

— Ладно, пойдёмте спать, — зевнула Олива, и все разбрелись по комнатам.

Проснулась она по будильнику. Аня дрыхла без задних ног, Дима тоже спал в своей комнате. Голова у Оливы была просто чугунная, сил не было вообще. Но надо было вставать и идти…

Олива кое-как оделась, причесалась. В глазах темнело, голова кружилась. Обнаружила, что пришли эти дела, причём на несколько дней раньше. Больше всего ей сейчас хотелось вырубиться. Но другого выхода не было, и она, взяв сумку, поехала к зданию высотки.

Гл. 18. Труп в лифте

Ровно в 12:30 Олива явилась в назначенное место в кафе. После солнечной улицы в маленьком кафе было темно и прохладно. Народу там не почти не было. Не было там и Салтыкова…

Олива постояла там одну минуту и вышла в холл. «Значит, не придёт», — подумала она и решила уходить. Но в 12:31 на её телефон пришла смска: «Время пошло».

Олива вошла в кафе и увидела там его.

— Ну привет, — сказал ей Салтыков.

Олива промолчала. Салтыков стоял с каменным выражением лица и неподвижным, мертвенно-стеклянным взглядом вперился ей в лицо. Только по тому, как дёргался мускул на его щеке, было видно, что внутри он кипит.

— Ну, что скажешь?

— Я пришла, — ответила Олива, — Но то, что я тебе скажу, ты всё равно не будешь слушать…

— Правильно. Потому что ты сначала говоришь одно, а потом другое. Мне уже сложно верить тебе.

— Тогда я ничего не буду говорить.

— Нет уж, скажи, сделай милость. Почему ты так поступила со мной? Я жду от тебя ответа.

— Потому что… потому… Потому что, ты сам знаешь, Аньке ты не нравишься. Знаешь, что она мне сказала, ещё на Яграх?

— Что?

— Что ты бестактный. Невоспитанный. Её коробит от твоей бестактности, вот что она мне сказала. Она сказала, что не может находиться с тобой в одной комнате…

— Мне тоже не особо приятно с ней находиться, — сказал он.

— Ну, а мне-то что делать? Я понимаю, вы друг другу не нравитесь. Но мне-то каково, вы подумали? Нет, вы думаете только о себе!

— Да ты хоть знаешь, что меня взбесило? — взорвался он, — То, что ты начала на меня орать. Ты вот жалуешься на свою мамашу, что она орёт, а сама-то? Ты ничем не отличаешься от своей мамаши! Вот. А я не выношу, когда на меня орут…

— А ты думаешь, на меня не орали? — оправдывалась она.