Жара в Архангельске-2

— Судя по тому, что произошло с нами, ты много потерял, что не поехал.

— Да блин, это всё из-за Салтыкова. Вернее, из-за его безбашенности, — отвечал Дима, — Всё без меня втихаря сидит по ночам, смски Оливе пишет.

— Да, Салтыкову наверно стыдно всё говорить, — сказал Майкл, — Просто блин сцену запомнил, как они ночью в гостиницу вломились в три часа ночи…

— Это в Москве было?

— Да, в Москве. Что в питерской гостинице было — я не видел, — Майкл умолчал о сумасшествии Оливы в Питере, — Дело в том, что перед этим он выпил почти литр водки и почти столько же коньяка. Это в последнюю ночь было, перед тем, как он прыгать с моста собрался…

— Вот идиот, с моста, с какого?

— Я сам не видел, но говорят, перед Красной площадью.

— Каменный мост?

— Ну да, а какой же ещё, — ответил Майкл, — Это Салтыков я так понял и умалчивал в Архе…

— Дак он мне тоже ничего и не говорил, я только знал, что он постоянно смсится с ней.

— Слушай, Дима, только можешь никому особо про это не рассказывать, а то за Салтыкова немного стыдно. Да и его родоки на это неизвестно ещё, как посмотрят… Вообще надо, чтобы его родители про это не знали. Можешь так?

— В смысле, я вообще с ними никак не общаюсь.

— Ну хорошо, как бы об этом не распространяйся в Архангельске…

— Да в принципе я никого и не вижу, ничего не знаю, только Павлегу немножко успел ляпнуть.

— Как бы сам понимаешь, какие могут быть неприятности у всех…

— Просто прямых-то доказательств нет, всё наполовину виртуально, а четыре дня, ночь и ужин в Москве ни о чём пока не говорят. Может, всё пройдёт мимолётно.

— Хорошо, просто представь, как бы твои родители это всё восприняли, будь ты на его месте…

— Поживём увидим, но пока поменьше болтать об этом.

— Ну да, согласен… Тут просто я и Олива это всё видели…

Гл. 12. Разговор с отцом

Опасения Майкла насчёт родителей Салтыкова вскоре подтвердились. Несмотря на то, что Дима дал слово не распространяться об этом в Архангельске, родители Салтыкова всё-таки узнали об Оливе. Андрей приехал домой и в первый же вечер у него с отцом состоялся серьёзный разговор.

— Отец, — сказал Салтыков-младший, придя к нему в кабинет, — Отец, я женюсь.

Сергей Александрович запер в сейф бумаги и вопросительно посмотрел на сына.

— На ком? — только и вымолвил он.

— Ты её не знаешь, отец: эта девушка из Москвы.

Салтыков-старший пристально посмотрел сыну в глаза и усмехнулся:

— Ты, сынок, нынче весёлый, вижу.

— Нет, отец, я на полном серьёзе. Я люблю её, отец.

— Гм… — Сергей Александрович поднялся с кресла и, грузно ступая по ковру, прошёлся до двери кабинета и обратно. Затем сел обратно в кресло, но через секунду опять встал и заходил по кабинету.

— Так-с… Жениться, значит, собрался… Ну что ж, сынок, и это дело. Из Москвы, говоришь… Что ж, это хорошо — переедешь к ней, будешь жить в столице…

В кабинет вошла мать Салтыкова, робкая и некрасивая женщина. По всему было видно, что в этой семье она не имеет права голоса — всё здесь решал отец. Но, едва услышав, что её любимый сын хочет жениться и уехать в столицу из родительского гнезда, она всплеснула руками:

— Господи! Да как же ты поедешь туда, сынок? Как же ты жить там будешь — там ведь ни кола, ни двора у нас, ни знакомых. А здесь тебя отец и на работу устроит, и опять же, связи…

— Не говори глупостей, — резко осадил жену Салтыков-старший, — Здесь я его на четырнадцать тыщ устрою — а там он со своей специальностью тыщ сорок заработает. Какой бы дурак стал отказываться от такой возможности — жениться на москвичке и поселиться в столице? Ты, баба, не понимаешь, и помалкивай.

— Иди, мать, иди, у нас с отцом мужской разговор, — подхватил Салтыков-младший, выпроваживая её за дверь.

Мать покорно вышла за дверь, молча глотая слёзы. Предстоящая женитьба сына на москвичке не радовала её: кто её там знает, что это за москвичка, хорошей ли будет она женой? А мысль о том, что сын уедет и будет жить за тридевять земель, для неё была убийственна. Оно и немудрено: сыновьям она отдала всю себя, по капле, и теперь, хоть они уже выросли, она не меньше цеплялась за них. Крутой характер её мужа, его измены (она знала, что он изменяет ей, но ничего поделать не могла — муж один содержал её и детей, и она зависела от него материально) заставляли её жить в постоянном страхе, ходить чуть ли не на цыпочках и видеть утешение только в детях. Сыновья уважали её так же мало, как и муж, который при них же и попрекал её куском хлеба. Муж не позволял ей вмешиваться в воспитание сыновей, так как считал, что ничему путёвому глупая баба не сможет их научить. Однако она любила своего мужа и детей фанатично, была кругом зависима от этой своей привязанности, и если бы ей вдруг пришлось лишиться своей семьи — она бы, наверное, сошла с ума или наложила бы на себя руки.

…Оставшись в кабинете наедине с отцом, Салтыков попытался объяснить ему, что переезд в Москву в ближайшее время не входит в его планы.

— Видишь ли, отец, — невнятно пробормотал он, пряча глаза, — Я думал привезти её сюда… Она не хочет жить в Москве…

Отец Салтыкова оторопело уставился на сына.