…А в Москве всё таяло. На улицах стояла вода, вода стояла и на газонах над талым льдом, в который превратился снег. Олива не любила такой климат — она считала, что зимой должна быть зима, а не непойми что. Впрочем, её угнетала не столько эта несвоевременная весна, сколько неизвестность. Четыре недели, положенные общим решением, давно миновали; Олива покончала все свои дела в Москве — больше её здесь ничто не задерживало. Давно пора было ехать в Архангельск, но Олива всё чего-то тянула. Салтыков молчал. В аське его практически не было видно, правда он изредка писал Оливе смски, но в них не было ни слова о её ближайшем переезде.
В среду вечером Олива вышла в аську — Салтыков был онлайн. Правда, в статусе «отошёл», но у него всегда был такой статус. Она подождала минут двадцать — он не написал. Обычно Олива старалась никогда не писать ему первой, чтобы не выглядеть навязчивой, но тут всё ж таки решилась.
— Нам надо поговорить, — написала она ему в аську.
— Мелкий, давай потом. Я занят, — ответил Салтыков.
У Оливы на глаза навернулись слёзы. Вот опять он не желает с ней даже разговаривать, всё занят, занят… Ей хотелось сказать ему что-нибудь едкое, но она не посмела. Олива прекрасно понимала, что он охладел к ней, к тому же Аня уже предупреждала её, что ещё одна истерика — и он пошлёт её нахер. Олива смертельно боялась, что он теперь может бросить её в любой момент, поэтому подавила поднимающуюся к горлу истерику и покорно ответила:
— Хорошо…
Через двадцать минут Салтыков вышел из сети. Олива легла спать, но слёзы душили её. Чтобы хоть как-нибудь отвлечься, она снова вышла в аську и написала Гладиатору.
— Салтыков даже разговаривать со мной не хочет, — сказала она ему.
— Да… — озадаченно произнёс Гладиатор, — Чёт у вас с ним жизнь ваще невесёлая…
— Вот как ты думаешь, к чему всё это приведёт? Я просто уже теряюсь. Не знаю, что делать дальше…
— Не знаю, к чему приведёт, — отвечал Гладиатор, — Но сейчас у вас всё с Салтыковым очень и очень хреново однозначно.
— Вот я о чём и говорю…
— А ещё мне не понравилось, как он своё мнение меняет — то расставаться, а то вдруг переезжай, — сказал Глад, — Я б за такие игры на твоём месте сковородкой бы ему пару раз прописал.
— Вот ты как думаешь, с чего бы это он так?
— Мне кажется, что ты как-то слишком сильно от него зависишь, и он тобой манипулирует, как хочет — нет паритета, — пояснил Гладиатор, — Он щас мечется туда-сюда между тобой и карьерой своей и не знает, что выбрать.
— А мне его метания как нож острый, — чуть не плача, отвечала Олива, — Вот я и думаю, а не разлюбил ли он меня, раз уже в таком направлении думать начал…
— Короче как-то хреново всё, слишком часто вы ссоритесь и не понимаете друг друга, и слишком много проблем себе создаёте из-за ваших отношений, и чаще всего не по твоей инициативе, — сказал он, — Потому что у тебя как-то инициатива вообще отсутствует по жизни. Тебе сильнее нужно быть и более независимой.
— Как?
— Ну как… бери ситуацию в свои руки — решения принимай. А то реально не ощущаешь ли ты себя объектом для манипуляций?
— Ощущаю, в том-то и дело, — вздохнула Олива.
— Такая щепка, которая плывёт туда, куда течение реки её несёт, — продолжал Гладиатор, — Нужно плыть самой, а то течение принесёт тебя к какому-нибудь водопаду — и кирдык.
«Да, прав Гладиатор, — думала Олива, уже лёжа в своей постели, — Я щепка, плывущая по течению. Я безвольна, безынициативна. У меня у самой ощущение, что мне сломали волю, подрезали крылья. Была раньше лебедем, в небе летала. Салтыков подрезал мне крылья, и теперь я стала просто безвольной курицей…»
«Он меня больше не любит, это ясно как белый день, — продолжала она думать, — Не исключено, что он нашёл там себе другую. Какое же решение я тогда могу принять? В данной ситуации только одно — послать его куда подальше. Тем самым я может быть ещё и спасу своё достоинство… Но я не могу этого сделать, потому что я слишком сильно люблю его и не могу жить без него…»
«Но как же тогда? Ведь была же у меня подобная ситуация в прошлом году, и я нашла в себе силы разорвать отношения с Даниилом… Но тут всё иначе — я отдала Салтыкову свою девственность, я отдала ему всю себя — и тело, и душу свою я отдала ему… Теперь уже поздно думать о себе…»
Олива не могла уснуть. Всю ночь она лежала в постели, не смыкая глаз, и думала, думала, думала…
«Единственный выход — ехать к нему в Архангельск, ехать, невзирая ни на что… Завтра же куплю билет и поеду. Он не сможет прогнать меня… Вся беда в этом грёбанном расстоянии — а если я буду рядом с ним, то, может быть, ещё смогу спасти нашу любовь…»
Приняв такое решение, Олива, наконец, заснула. Но спала она плохо. Всю оставшуюся ночь ей снилось, будто она приехала в Архангельск, и почему-то Аня там была. А Салтыков встретил Оливу неласково, если не сказать хуже.
— Уезжай, — сквозь зубы процедил он, не глядя на неё, — Собирай свои вещи и уезжай.
Олива ударилась в слёзы, а Салтыков ледяным тоном произнёс: