Жара в Архангельске (СИ)

— А может, зря мы так, Серёж? Может, надо посмотреть самим, что за девочка? Вообще, конечно, странная история какая-то получается. Москвичка, и не хочет жить в Москве… Очень странно…

— Обычный молодёжный нигилизм, — отмахнулся отец, — У них щас возраст такой. Романтики и приключений им подавай. Время надо, потом у них мозги на место встанут. Как сошлись, так и разбегутся.

— Да, только как бы потом эти приключения нам с тобой не аукнулись…

— Не кипишись. Я тебя уверяю, у него это пройдёт. А щас хочет с ней жить — пускай живут, пускай квартиру снимают. Я ему ни рублём не помогу на это дело. Пусть со своих заработков как хочет крутится. Пусть сам поймёт вместе со своей девкой, что такое бытовая неустроенность. Я своего сына знаю, он так жить не захочет. И не будет.

— А если его и это не остановит?

— Остановит, — последовал ответ, — Времена-то, чай, не советские. Это нам в своё время легко было строить рай в шалаше — мы другой жизни-то и не видели. А щас молодёжь другая пошла, спорченная… После сытой и обеспеченной жизни в родительском доме кто ж захочет в нищете-то прозябать? Это при советской власти молодым семьям и жильё давали, и всё, а щас времена не те… Щас попробуй-ка с нуля поживи — хрена тебе! На свою-то квартиру да на достаток им двадцать лет придётся ишачить, не меньше…

— Вот ты ему это и объясни…

— Щас бесполезно. Щас ему сперма в голову ударила, он и слушать ничего не будет. Погодим, пока у него увлечение чуток поутихнет, а уж тогда, на холодную голову, легче всё воспримет. Щас главное его с деньгами поприжать. В общем, так: с завтрашнего дня ни копейки ему не даём. Слышишь — ни копейки! Вот тогда-то посмотрим, как он запоёт.

— Посмотрим… — эхом отозвалась мать.

Глава 32

Салтыков нервно бегал по платформе взад-вперёд, ожидая московского поезда, на котором должна была приехать Олива. Он прибежал на вокзал на час раньше, и теперь его нервы были на пределе.

— Андрюха! — окликнул его вдруг чей-то знакомый голос.

Салтыков обернулся — перед ним в потёртых джинсах и чёрной майке, играя мышцами, стоял Гладиатор — один из форумчан Агтустуда.

— А, Славон, здорово, — рассеянно произнёс Салтыков, — А я тебя и не заметил…

— А я смотрю — бегает кто-то взад-вперёд по перрону, думаю, ты или не ты, — усмехнулся Славон, глядя на букет роз, который сжимал Салтыков, — Ты чего тут бегаешь, весь взмыленный? Девушку, что ли, ждёшь?

— А ты что здесь делаешь?

— Да вот тоже московский поезд жду, — сказал Гладиатор, — Олива приезжает, знаешь?

Салтыков на секунду остолбенел.

— Не понял?..

— Ну да, та самая. Я с ней по асе разговаривал.

— И она тебе сказала, что приезжает?

— Ну да, — Гладиатор округлил глаза. Мол, чего тут непонятного-то?

Салтыков с ненавистью оглядел Гладиатора с головы до ног.

— Вообще-то я её тоже жду, — сквозь зубы процедил он, — Ты разве не в курсе, что она моя невеста?

— Э-э-э, — озадаченно протянул Гладиатор, — Хм…

— Да, Славон, она моя девушка. Ты не ослышался.

— Так. Не знал я этого, — наконец, выдавил из себя Гладиатор, — Ну извини, друг. Неувязочка.

— Да ладно, ничего. — буркнул Салтыков, — Кстати, что там с походом на Медозеро? Ведь мы идём завтра, во сколько?

— Думаю, что с утра — путь туда неблизкий.

— Ну-у, Славон! Кто ж встанет с утра? Лучше во второй половине дня…

Гладиатор уставился на Салтыкова своими большими, слегка навыкате глазами.

— Вы что, сговорились? То Панамыч выдаёт «ближе к вечеру»; теперь ты…

— А чё Панамыч, он идёт?

— Да. Я ему дал задание купить мясо для шашлыка.

— А кто ещё идёт?

— Панамыч, Флудман, Хром Вайт…

— А Тассадар?

— Не, он не пойдёт. Оксану в больницу положили, знаешь?

— Да, Мочалыч говорил. Аппендицит у неё, кажется.

Парни помолчали. Мимо них прошли несколько Эмо-подростков. Гладиатор с неприязнью посмотрел им вслед.

— Ненавижу Эмо. Разорвать бы их всех на-кус-ки!

— Чем они тебе мешают-то? — спросил Салтыков.

— А зачем они? Только портят генофонд нашей великой нации. Нет, на куски таких, однозначно!

Вдали послышался шум приближающегося поезда. Салтыков занервничал.

— Ладно, Славон, тогда до завтра…

— До завтра, — сказал Гладиатор, — Тогда в два часа у МРВ?

— Да, в два часа у МРВ.

— Ну, я пошёл…

— Иди, Славон, иди.

Гладиатор ушёл, и волнение, утихшее было при собеседнике, овладело Салтыковым с новой силой. Между тем, поезд остановился; из дверей хлынули пассажиры. Салтыков ринулся туда, жадно выискивая среди них Оливу. Но вот, наконец, в толпе мелькнул её белый топик, оттеняющий смуглые плечи и лицо; мелькнули её тёмно-каштановые волосы, перехваченные сзади заколкой…

— Олива!

Минута — и Салтыков уже жадно обнимал эти плечи, целовал это лицо и эти волосы.

— Любимая моя, как же я ждал тебя… Эти две недели показались мне бесконечностью…

Он оторвался, наконец, от поцелуев и посмотрел ей в лицо.

— Ты такая красивая…

И снова заключил её в объятия, осыпал поцелуями.

— А где я буду жить? — спросила Олива, когда они, наконец, сошли с перрона и вышли на улицу Дзержинского.

— Я снял квартиру, — быстро сказал Салтыков, — У меня дома неудобно будет: там предки, да и ремонт…