— Архангельск город тесный, — посетовал Капалин и, не теряя времени, тут же слился.
— Неужели ты меня не помнишь? Я Лена Фокина...
— А-а, — равнодушно протянул Салтыков, — Ну да, конечно, помню… Но со времён лицея столько воды утекло… Ты пить что-нибудь будешь?
— Не откажусь от «Маргариты».
Девушка села рядом с ним, красиво скрестив длинные, стройные ноги, закурила тонкую дамскую сигарету. Салтыков равнодушно скользнул взглядом по этим ногам, но не испытал ничего, кроме тоскливой скуки. Ему совершенно не о чем было говорить с этой Фокиной.
— Ты чего такой загруженный сидишь? Что, кто-то умер?
— Почему сразу «кто-то умер»? — нехотя пробурчал Салтыков, — Просто у меня нет настроения...
— Хочешь, подниму? — блондинка обвила его шею одной рукой, — Пошли танцевать!
— Извини, я… трезвый не танцую...
— Что ж? Это легко исправить.
Ночью Салтыков никак не мог уснуть, хоть и выпил вечером прилично. На душе у него было тоскливо и беспокойно. Он включил телефон, снова и снова смотрел на портрет Оливы. И, несмотря на то, что на часах было уже полчетвёртого ночи, он, не выдержав, принялся строчить ей смс:
«Я тебя люблю!!! Я ночами спать не могу — просыпаюсь, а все мысли только о тебе!!! Если б ты знала, как мне хреново в этом Архангельске! Здесь нет тебя, и поэтому всё бесит. Я не могу без тебя, любимая!!! Если б ты знала, как я хочу к тебе!!! Я более всего хотел бы сейчас обнять тебя, и ни о чём не задумываться».
Однако ответ Оливы, пришедший почти сразу же, ударил его, как обухом.
«Как ты можешь так говорить про Архангельск?! Ты что, намекаешь на то, чтобы перебраться ко мне в Москву? Я тебе уже сказала — в Москве мы жить не будем! Ты говоришь, что тебя Архангельск бесит, потому что меня там нет, а меня Москва бесит в принципе. Ты даже представить себе не можешь, как я задыхаюсь в этом городе!»
«А ты, вероятно, не можешь себе представить, что такое провинциальная тоска! — раздражённо ответил Салтыков, — Когда ничего вокруг тебя годами не меняется, и ты чувствуешь, что вся настоящая жизнь проходит где-то мимо...»
«Да? А ты не знаешь, что такое тоска столичная! Ты понятия не имеешь, что такое одиночество в толпе! — взъелась Олива, — Если б ты был в моей шкуре, я бы посмотрела, как бы ты запел! Ты хоть знаешь, как я тут живу? Знаешь, нет? Москва давит меня, я чувствую себя здесь просто никем! Я устала от этих громоздких домов, от этих шумных, загазованных проспектов! Меня уже тошнит от этого зачумленного метро, от этой безразличной толпы людей, которым нет до меня никакого дела...»
Салтыков прочитал её эсэмэску, представил себе Оливу, маленькую, растерянную, крохотную песчинку, которую заглатывает безжалостная толпа — и ему до боли в висках захотелось, чтобы она лежала здесь, с ним рядом. Ему до смерти захотелось услышать её голос с непривычным акцентом, который почему-то заводил его хлеще виагры, и Салтыков, недолго думая, набрал её номер.
— Мееелкий!!! — простонал он, едва дождавшись её ответа.
Олива молча подошла с телефоном к окну. Ей с трудом верилось, что так хорошо слышный в телефоне голос Салтыкова доносится из-за полутора тысяч километров...
— Мелкий, я люблю тебя, мелкий! Я не мог уснуть, не услышав твой голос! Скажи мне что-нибудь, пожалуйста...
— Ну, я не знааю, что я тебе скаажу… — протянула Олива.
— Скажи, мелкий, ещё что-нибудь скажи! Умоляю тебя! Меня так завораживает твой голос...
«У него там что — утренний стояк, что ли?» — невольно подумала Олива. И почему-то именно в этот момент ей вспомнилось, как невоздержанный Салтыков практически на глазах у всех кончил на балконе.
— А почему ты никогда днём мне не звонишь? Почему только ночью? — вслух спросила она, — Позвонишь на пять минут, а потом я уснуть не могу… Ну нафига так делать-то?
— Мелкий, ну не сердись на меня, пожалуйста… Мне так плохо тут без тебя одному...
Впрочем, в Архангельске в эту ночь не только один Салтыков не мог уснуть. Не спала в своей постели и Мими. Злые слёзы душили её: всё оказалось напрасно! Кажется, колдовство старухи Лидии не принесло никаких результатов...
Глава 24
Да, как видно, и впрямь никаких результатов не дало это колдовство.
Как ни сильна была энергия ненависти Мими к своей сопернице, как ни могучи были магические чары старой поморки, потомственной ясновидящей Лидии, как ни страшен был чёрный обряд, проведённый в августовское полнолуние на Вологодском кладбище, с мешанием ножом воды в тазу против часовой стрелки, жутким заклинанием «Беги, водица, в неурочный час ко злой, лихой змее Оливии, да подмени все её соки на воду», и последующим сожжением фотографии жертвы — Олива по-прежнему оставалась жива-здорова и по-прежнему любима Салтыковым до обожания.
— А ты сразу хочешь результат? Сразу ничего не бывает, — убеждала Немезида вконец отчаявшуюся подругу.
— Да не будет никакого результата, — махнула рукой Мими, — По-моему, эта ясновидящая Лидия — просто шарлатанка. Два месяца прошло — где результат? Глупости это всё. Не верю я в это...
— Зачем же ты к ней ходила, если не веришь?
— Отчаяние меня толкнуло.