Жара в Архангельске

В комнате, где происходило чьё-то бурное совокупление, тоже был беспорядок. Одежда, очевидно снятая наспех, была кинута ворохом на стулья; на полу стояла тарелка с недоеденной пиццей. Простыня на диване, где трахались двое, сбилась на сторону, подушка упала на пол. Дешёвые обои на стене бежево тлели незатейливым рисунком в цветочек. Такие же дешёвые тюлевые занавески покрывали немытое с осени окно и чахлую герань на подоконнике.

— Ооооо! Оооо...

Парень, сидевший сверху на девушке, с наслаждением кончил. Когда утихли последние конвульсии страсти, он перекатился на спину, не спеша закурил.

— Ммммм, — девушка поцеловала-укусила его в шею, надавливая зубами сонную артерию, как вампир. Парень чуть поморщился и тут же, закрыв глаза, блаженно заулыбался.

— Ну задуши меня, задуши...

— Кхх! — девушка играючи сжала его шею рукой.

Парень докурил и снова принялся ласкать тело партнёрши. Обцеловав её грудь, спускаясь постепенно всё ниже и ниже, принялся делать ей куниллингус. Она, изогнувшись как змея и обхватив руками его крепкий торс, принялась страстно целовать его в губы, потом языком несколько раз провела от низа его живота и до груди.

— О, Ленка! Ты опять меня возбудила...

— Ну это ж я, — лукаво произнесла она, и оба, не прекращая целоваться, опять сплелись в интимной и грешной позе.

— Ленка, я тебя обожаю… Только ты смогла меня так завести...

— Ммм, во как! — она перекатилась на живот, блаженно вытягивая ноги.

Салтыков невольно залюбовался парой этих длинных стройных прекрасных ног — у Оливы, конечно же, таких ног и в помине не было. Не надо бы сейчас вспоминать об Оливе, подумал он, и вновь принялся целовать Ленку.

— О чём задумался? — Ленка игриво взъерошила ему волосы.

— Ни о чём, — ответил Салтыков, — С тобой, Ленка, я расслабляюсь так, что обо всём забываю.

— Мммм, лестно… — Ленка впилась ему в шею страстным поцелуем взасос.

— Ленка, опять?..

— Дааа… — жарко прошептала она, — Иди ко мне...

На этот раз Салтыков кончил не сразу. За несколько часов у неё дома Ленка отвампирила его всего.

— Это был настоящий фейерверк! — блаженно произнёс Салтыков, когда они, наконец, вылезли из постели и оделись, — Ты, Ленка, настоящая горячая северная девушка. Где там москвичкам...

— А ты спал с москвичками? — спросила Лена.

— Да, спал с одной...

— И как?

— Да никак, — сказал Салтыков, — Она ничего не может в постели. Ноль, одним словом. Не хочу говорить об этом...

И он, задумчиво качая её на своей ноге, начал вполголоса напевать:

— Поли-Эти-Ленааа… Поли-Эти-Ленааа...

Такой у Лены Фокиной был ник на форуме.

— А это не та москвичка, на которой ты, говорят, жениться собрался?

— Глупость какая! — фыркнул Салтыков, — Да я скорей на тебе женюсь, чем на ней...

Салтыков не считал себя идейным подлецом. Да, он понимал, что поступает нечестно по отношению не только к Оливе, но и к Ленке, но он оправдывал себя тем, что он парень, а так как парню для хорошего самочувствия просто необходим регулярный и качественный секс, то он не видел ничего плохого в том, что спит с Ленкой, несмотря на то, что клялся Оливе не изменять ей. В конце концов, думал он, Олива уже и так получила больше того, что заслуживает — а достойной отдачи он не получил от неё. Да, может, она и не виновата в том, что до двадцати двух лет оставалась девственницей, и поэтому так напряжена и неопытна в постели, но он-то тоже не монах Сильвестр, ему нужен полноценный секс, а не то, что у него было с Оливой. К тому же, после ноябрьской поездки в Москву, Салтыков как-то разочаровался в Оливе: если летом он потерял голову от новизны, а её первоначальная холодность и лёгкая стервозность по отношению к нему возбуждали Салтыкова настолько, что он не соображал, что делал и говорил, то теперь он посмотрел на неё трезвым взглядом и увидел, что она никакая не стерва, а обыкновенная, раскисшая от чрезмерной любви баба, к тому же ещё и некрасивая. Он вспомнил, как они сидели в кафе, и какой контраст являла собой сидевшая рядом с Оливой Яна. Салтыков смотрел на двух подруг, сидящих напротив него, и тогда он впервые отметил, что Олива по сравнению с красивой и статной большеглазой Яной — обыкновенная серенькая чмошка.

«Да, она бы сочла за счастье выйти за меня замуж, — подумал тогда Салтыков, — Но жениться на ней сейчас — это значит добровольно надеть на себя ярмо. В конце концов, я молод, я ещё не нагулялся. Вокруг такие красивые девушки… — Салтыков скользнул взглядом по двум длинноногим блондинкам за соседним столиком и разочарованно остановил свой взгляд на маленькой и неказистой Оливе, — А она… Ну что она? Мелкий. Просто мелкий. Да, я обещал на ней жениться, и я женюсь, но не сейчас, а когда-нибудь… потом...»