Жара в Архангельске

— Точно-точно! Вылитый Гарик Харламов! — подхватила Яна, — А Майкл — Мартиросян...

— Ха-ха-ха-ха-ха! — Олива опять согнулась пополам от смеха. Всё окружающее её — рожи из Камеди Клаб, Салтыков, похожий на Харламова, Майкл в своих штанах пузырями, паста «Солдате», Негодяев с нафабренными усами, Гладиатор, которого напоили протухшим соком – всё это ужасно веселило Оливу и заставляло её беспрестанно ржать до упаду.

— Не, её реально прёт, — сказала Яна.

И это тоже рассмешило Оливу. У неё даже слёзы выступили на глазах от смеха. Она так заразительно смеялась, что через минуту все пятеро уже ржали хором. Люди недоуменно оглядывались на весёлую компанию, на их заливистый смех, но ребята продолжали ржать до упаду сами не зная чему.

— Слушайте, дайте мне кто-нибудь в бубен! — попросила Олива, еле сдерживая смех.

— Щас дядечка мент тебе в бубен даст, — сказала Яна на полном серьёзе.

— Ой, правда, ребята, чтой-то я не к добру расходилась… — вздохнула Олива, еле отойдя от хохота, — Давно я так не смеялась. Даже как-то нехорошо вдруг стало...

Поздно вечером Майкл улетел в Питер. Проводив его, Олива и Салтыков вернулись в свою гостиницу. Им оставалась последняя ночь вдвоём — завтра утром Салтыков уезжал в Архангельск. Все выходные они кружились с Майклом, Яной, Юлей — им даже некогда было побыть наедине. А сейчас, оставшись, наконец, одни, оба почувствовали какую-то тоскливую пустоту.

— Ну, вот и всё, — вздохнула Олива, — Завтра ты уедешь, и всё пойдёт по-прежнему...

— Да с чего, мелкий, — отмахнулся Салтыков, — Всё же хорошо, мы весело провели время...

— Да, весело… Но мне от этого теперь ещё грустней...

— Да с чего! — повторил Салтыков, — Вон, Москалюшка наш новую московскую любовь нашёл… Ведь здорово?

— Это да, — Олива заулыбалась, — Небось, как приедет домой, сразу этот день в численнике красным отметит...

— Чего? Как ты сказала? Численник?

— Ну да, численник, — хмыкнула Олива, — Ну, этот… январь, февраль, и листки каждый день отрывают...

— Ха-ха-ха! Ой, умру… численник… — заржал Салтыков.

— А что тут смешного? Ну, численник и численник...

— «Численник»! — передразнил её Салтыков, — Эх ты, деревня еловая! А ещё в Москве живёшь! Надо говорить не «численник», а «календарь»!

— Сам ты деревня еловая, — обиделась Олива.

— Ну-ну, мелкий, я же шучу, — Салтыков вяло чмокнул её в губы, — Ладно, мелкий… Давай спать.

— Не, как это спать?! — возмутилась Олива, —А поговорить?

— Мелкий, ну я так устал...

Олива насупилась и резко села на кровати.

— Ты переменился ко мне в последнее время. Раньше ты таким не был.

— Каким? — безучастно спросил Салтыков.

— Таким… Равнодушным.

Наутро Олива провожала его на вокзале. У поезда она не выдержала и кинулась ему на шею, чуть не плача, принялась целовать.

— Ну всё, всё, — Салтыков тихонько расцепил её руки, — Иди домой, мелкий. Не стой тут.

— Но ведь до отправления поезда ещё двадцать минут...

— Двадцать минут погоду не сделают. Всё, всё, мелкий. Иди.

Салтыков быстро поцеловал Оливу в губы и, перекинув дорожную сумку через плечо, вошёл в вагон. Олива круто повернулась и, украдкой вытирая слёзы, уныло побрела вдоль по перрону...

Нет, он явно охладел ко мне, думала Олива по дороге домой. Летом же совсем другой был, а тут как подменили. В глаза не смотрит. Ведёт себя как-то вяло и прохладно. Вот и теперь даже не попрощался толком.

Что же произошло? Ведь всё же было нормально?..

Странно всё это.

Ужасно странно.

Глава 1

Плохая примета, некогда слышанная Оливой от бабушки, что чересчур много смеяться, тем более, смеяться «до упаду» — не к добру: чем сильнее сейчас смеёшься, тем сильнее потом будешь плакать, сбылась буквально в считанные дни. Практически через день после того, как Олива проводила Салтыкова и через два дня с того момента, когда она до упаду смеялась, угорая над «пастой Солдате», она пошла после работы в университет, где на неё обрушилась новость, и отнюдь не приятная. У деканата вывесили список отчисленных студентов, и Олива, едва пробежав его глазами, увидела там свою фамилию...