— Так, Яна. Пожалуйста, успокойся и расскажи, что произошло.
— Мы заблудились!!! Мы на пустыре!!! Саня, скорее...
Тинь! Разговор оборвался, так как на телефоне у Яны закончились деньги.
— А-а-а-а-а!!! — заревела Яна, в бессильной ярости топая ногами, — Вставай, хватит охать, чёрт тебя возьми!!! — накинулась она на Оливу, — Всё время ты ищешь приключения на свою задницу и влипаешь во всякое дерьмо!!! Вот куда нам теперь, а?! Куда?! Дура тупая!!!
Брань её прервал звонок Сани Негодяева.
— Значит так, Яна. Будьте там, никуда не уходите, слышите? Мы сейчас приедем, через пятнадцать минут!
Легко сказать «через пятнадцать минут», а как просидеть эти пятнадцать минут без движения на жестоком морозе? Пальцы Яны на руках и ногах уже не сгибались; она сидела, скорчившись, на снегу, и, хоть умом понимала, что сидеть нельзя, а надо двигаться, иначе уснёшь и не проснёшься — ужасная слабость парализовала её члены. Она потеряла счёт времени; даже, когда в отдалении услышала знакомые крики, не смогла отозваться — холод сковал намертво её челюсти.
Парни, между тем, уже приехали на место, но никого не увидели. К тому же, без фонарей здесь темень была такая, хоть глаз коли.
— Блин, темно, как у осла в заднице, — прокомментировал Дима Негодяев, — Как их ещё угораздило сюда забуриться...
— А вдруг они не здесь? Вдруг это не то место? — заволновался Салтыков.
Саня включил подсветку в телефоне и осмотрелся. Что-то тёмное лежало на снегу чуть поодаль. Саня наклонился и осветил предмет. Это был чемодан Оливы.
— Мелкого чемодан! — сразу опознал Салтыков, — Значит, всё правильно. Но где же они?!
— Яна-а! Олива-а!!! — крикнул Дима, сложив руки рупором у рта.
Но лишь зловещая тишина была им ответом.
— Яна-а!!! — громко крикнул Саня.
— А-а-а… — донёс до них ветер слабый девичий стон.
Салтыков узнал этот стон; он ножом резанул ему по сердцу.
— Мелкий, мелкий!.. — плачущим голосом позвал он.
— Идём за гаражи; они, должно быть, где-то там, — велел Дима.
Он не ошибся. Девушки сидели, скорчившись, на снегу, прислонившись спинами к железной стене одного из гаражей.
— Мелкий!!! — Салтыков кинулся к Оливе, — Мелкий мой, скажи хоть что-нибудь, я умоляю тебя!!!
— Андрей, «скорая» приехала, — Дима тронул его за плечо и направился к Яне.
Саня уже поднял её со снега и, обернув в свою куртку, вёл к машине.
— Её надо домой, и чаем горячим напоить, — сказал он.
В машине включили печку; но Яна всё равно чувствовала себя промёрзшей до мозга кости. Её начал трясти сильный колотун.
— Ты в порядке? — спросил её сидящий рядом Саня.
Яна ответила не сразу. Она попыталась улыбнуться, но лишь жалкая гримаса исказила её лицо.
— Как… мне… холодно....
И, словно оттаяв, слёзы обильными ручьями потекли по её щекам.
Глава 22
Олива, хоть и родилась в понедельник, и вообще считала себя очень невезучей, на самом деле, можно сказать, в рубашке родилась. Так, по крайней мере, сказал врач в больнице, куда её доставили на «скорой». Укусы в бок едва-едва не задели брюшную полость, что, в свою очередь, могло кончиться сепсисом, перитонитом и летальным исходом.
— Считайте, что вы отделались лёгким испугом, — сказали ей, — Но госпитализацию и курс инъекций от бешенства и столбняка вам пройти всё же придётся.
Олива не возражала. В конце концов, решила она, лучше уж остаться в больнице, чем ехать в Москву и объяснять матери, почему свадьба не состоялась. Хотя, рано или поздно, ехать всё равно пришлось бы, но в данный момент думать об этом было выше её сил.
Хлопотами Салтыкова и Негодяевых её поместили в отдельную палату, несмотря на то, что у неё с собой не было даже полиса. Олива видела, что Салтыков пытается загладить свою вину перед ней; но также понимала она, что он всё это делает лишь из чувства долга, а сам только и ждёт, чтобы поскорее свалить с себя эту обузу и отправить её в Москву, и сердце Оливы наполняла едкая горечь.
— Хорошие у вас друзья, — заметила медсестра Люда, готовя шприц для инъекции, — Заботятся о вас, как о родной. Особенно Андрей...
— Вину свою заглаживает, — отрезала Олива, — Даже имени его слышать не хочу.
Люда возражать не стала, а молча сделала укол. В конце концов, что она могла знать о ситуации. Только лишь, унося поднос с ампулами, она вновь заглянула в палату.
— Тут к вам пришёл ваш молодой человек. Не пускать?
— Нет, отчего же не пускать, — отозвалась Олива сварливо, — Пусть заходит, раз пришёл...
Салтыков вошёл, волоча за собой большой полиэтиленовый пакет. Олива при виде его легла и, скрестив руки на груди, демонстративно уставилась в потолок.
— Чего тебе? — не слишком-то приветливо пробурчала она.
— Мелкий, как ты себя чувствуешь? — спросил Салтыков, присаживаясь у неё в ногах.
— Превосходно, — отрезала Олива, — Лучше не бывает.
Сделав вид, будто не замечает её сарказма, Салтыков нагнулся и принялся рыться в своём пакете.
— А я вот тут тебе… апельсинчиков принёс, — он достал сетку с апельсинами и положил на тумбочку.
— В жопу себе засунь свои апельсины.
— Ну, зачем так грубо, мелкий.
Олива резко села на кровати.