Жара в Архангельске

Немезида окинула девушку оценивающим взглядом, но промолчала. Павля кивнул на её приветствие, и на мгновение лицо Оливы показалось ему подозрительно знакомым, но вот только где он её видел — сказать он этого не мог.

– Катюшкин! Садись сюда, — Салтыков хлопнул ладонью по дивану около себя, — Надеюсь, Павля не будет на нас в обиде, — добавил он тихо на ухо девушке, по-прежнему лукаво улыбаясь.

Немезида вспыхнула, однако села рядом с Салтыковым. Павля сел с другой стороны, и по лицу его было видно, что он совершенно не в восторге от того, что Салтыков так фамильярно ведёт себя с его девушкой.

Между тем, принесли коньяк и шоколадные конфеты в коробках. Олива не любила конфет, сделанных из горького шоколада, однако взяла одну штуку.

— Я вообще-то не очень люблю горький шоколад, — сказала она, — Я молочный люблю.

— Горький шоколад полезен, — сказала Немезида, с увлечением жуя конфету. Салтыков же тем временем крылил около неё словно петух, а на Оливу даже не смотрел.

А Даниилу вся окружающая обстановка очень не нравилась. Ему не нравился дом, пропитанный, как ему казалось, больной аурой. Ему не нравились апатичные, вялые, бледные, словно пророщенные картофельные ростки, братья Негодяевы. Не нравился ему Салтыков, пошлый, вульгарный, в открытую ухлёстывающий за девушкой его приятеля. Но больше всего не нравилось ему, что Олива, похоже, чувствовала себя в этой обстановке как рыба в воде, и настолько была увлечена беседой с младшим Негодяевым, что про него, Даниила, даже забыла.

— Пойдём отсюда, — тихо сказал он Оливе на ухо.

— Ну подожди, давай ещё посидим, — отмахнулась та и снова обратилась к Сане:

— А ты кто на форуме?

— На форуме я Лоер, — отвечал он, — А вы, должно быть, Лоли?

Олива чуть не прыснула. Этот учтивый тон, обращение на «вы» от парня-сверстника, как будто они не молодые люди двадцати лет, а старые придворные, показался ей прямо-таки комичным. Бурное воображение её представило на минутку такую сцену: Саня, молодой английский лорд во фраке, с лёгким поклоном подходит к Оливе — юной леди в пышном платье со сложной причёской и веером в руках.

— Позвольте, сударыня, предложить вам прогулку по парку.

— С удовольствием, сэр, — Олива делает реверанс.

— Позвольте вашу руку, сударыня, а то дороги в нашем парке стали нынче весьма скользкими, — учтиво говорит молодой джентльмен, и, приняв даму под руку, ведёт её гулять в парк родового имения их аристократического семейства...

— Олива, ты куришь? — раздался над её ухом голос Салтыкова.

— Н-нет… бросила… — рассеянно отвечала она, оторванная от своих мыслей.

— А ты, как тебя… — Салтыков обратился к Даниилу, — Сорокдвантеллер? Извини, забыл, как тебя зовут...

— Меня Даниил зовут, — с неудовольствием напомнил тот.

— Хорошо, постараюсь не забыть! Хотя, знаешь, это весьма проблематично — я очень плохо всё запоминаю, особенно наутро с большого бодуна… Гы-гы…

Салтыков приподнялся, и, обращаясь ко всем сразу, громогласно произнёс:

— Господа, я чё хотел предложить! Погнали в «Модерн»!

— А погнали! — радостно подхватила Олива.

Все, шумя и галдя, поднялись с дивана и роем направились к выходу. Физиономия Даниила резко стала кислой.

— Я не пойду, — сказал он Оливе, поспешно застёгивая куртку.

— Ну почему-у? — она скуксила капризную гримаску, — Пойдём, повеселимся!

— Ты можешь идти с ними, если хочешь.

— Олива, ты с нами, или как? — окликнул её Салтыков, когда все уже вышли из дома на улицу.

Она колебалась. Предложение потусить в клубе было более, чем заманчиво, но и с Даниилом тоже как-то нехорошо получалось.

— Нет, мы не пойдём, — наконец, выдавила из себя Олива.

Но Салтыков, уже забыв про неё, вырвался со своей компанией далеко вперёд, и голоса их, перемежаемые смехом, вскоре стихли за поворотом.

Глава 39

— Ну ты чего, обиделся, что ли? — Олива еле поспевала за быстро шагающим по улице Даниилом.

Он остановился.

— Нет. Просто я иду и думаю: что между нами общего? Знаешь, мне иногда кажется, что мир Салтыковых и Негодяевых подойдёт для тебя куда лучше, чем мой...

— Но я же к тебе приехала, а не к ним!

Даниил внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты хотела бы остаться с ними? Только честно.

Олива промолчала.

— Ты можешь делать всё, что хочешь, — сказал он ей, — Не надо себе запрещать. Подавленные желания — это своего рода бомба замедленного действия. Она взорвёт тебя изнутри и разрушит.

Олива резко замотала головой.

— Не говори так. Я уже всё для себя решила...

— Что же ты решила?

— Лучше тебя для меня нет. И точка.

Они вышли на Соломбальский мост и остановились.

— Ну, тогда для тебя пообщаться с ними ничем не повредит, только убедишься, что лучше меня нет. И, кроме того, я просил не делать из меня кумира, меня это очень сильно бьёт.

— Я тебя не понимаю! Почему ты с такой лёгкостью это говоришь?

— Потому что я не ставлю людей в абсолют. Я люблю тебя просто потому, что люблю, и мне неважно, какая ты, и всё, — отвечал Даниил, — А говорю с такой лёгкостью, думаю, тебе пока что рано это знать, не вытерпишь.

Олива крепко обняла его и прижалась головой к его груди.

— Так не отпускай же меня, если любишь!