Жара в Архангельске

— Я снял квартиру, — быстро сказал Салтыков, — У меня дома неудобно будет: там предки, да и ремонт...

— Ну, слава Богу, — Олива облегчённо вздохнула, — Сказать по правде, мне было бы неудобно останавливаться в доме твоих родителей...

Салтыков промолчал. Видно было, что какая-то неприятная мысль свербит его, и наблюдательная Олива сразу отметила это.

— Что-то не так? — останавливаясь, спросила она.

Салтыков уставился ей в глаза своим тяжёлым вглядом.

— Скажи мне честно: какие у тебя отношения с Гладиатором?

— Дружеские, — ответила Олива, — А что?

— Да нет, я просто спросил...

Во дворе дома, где он снял для них квартиру, Салтыков остановился и с силой прижал Оливу к себе.

— Я никому тебя не отдам, слышишь? Никто не сможет помешать мне быть с тобою рядом...

Внезапно город накрыла грозовая туча. Где-то в отдалении прогремел гром.

— Щас дождь ливанёт, пошли скорее в дом! — Олива высвободилась из его объятий.

Небо и правда уже уронило несколько капель дождя. Когда Салтыков и Олива вошли в тёмный подъезд и поднялись на девятый этаж, дождь косым ливнем хлынул как из ведра.

На лестничной клетке Салтыков снова остановился и медлил у входной двери. Олива недоуменно посмотрела на него.

— Ключи, что ли, забыл?

— Мелкий… — пряча глаза, пробормотал Салтыков, — Мелкий, у тебя денежка есть?

— Ну, есть, — Олива пожала плечами, — А тебе зачем?

— Дай три тысячи… За квартиру заплатить...

Олива почувствовала внутри какую-то гадость, как будто проглотила горький, гнилой орех. Однако она ничего не сказала, а, достав из сумки три тысячи рублей, молча отдала их Салтыкову.

Глава 33

Квартира, в которую Салтыков привёл Оливу, оказалась какой-то обшарпанной и мрачной, какими вообще бывают съёмные квартиры. Из мебели в комнате стояла только старая раздолбанная софа да платяной шкаф; кухни же не было вовсе.

— Ты пойдёшь в душ? — спросила Олива, разбирая свой рюкзак.

— Иди, я потом.

В душе, стоя под слабой струёй ржавой воды, Олива никак не могла отмыться от мерзкого ощущения. Три тысячи — половина её месячной зарплаты — ушли на этот клоповник. «Ладно, чёрт с ними, с деньгами...» — мысленно убеждала она себя, но гадкое разъедающее чувство продолжало сосать где-то под ложечкой.

Она вышла из душа, переодетая в длинную ночную сорочку до пят и, сложив одежду, ещё медлила около тумбочки. Салтыков лежал на постели и курил. Выбросив бычок за окно, он подошёл к Оливе сзади, погладил по спине, поцеловал-укусил в шею. И произнёс:

— Я ревную тебя к Гладиатору.

— На каком основании? — удивилась она.

— Он испытывает к тебе симпатию.

— Ну и что? Он мне тоже симпатичен, — сказала Олива, складывая футболку в рюкзак.

Салтыков больно сжал ей запястье руки.

— Ты не так поняла. Симпатию — в смысле, нравишься ты ему.

— Ну, а мне-то что делать?

— Ничего не делать, — отрезал Салтыков, — В походе ты будешь со мной, а не с ним.

— Но...

— Никаких «но». Ты моя девушка. И точка.

Олива подавила вздох.

— Опять ты всё за меня решил...

Салтыков с новой силой сжал Оливе кисти рук и прошипел:

— Если ты будешь с ним мутить, я тебе голову оторву. Поняла?

— Больно же, — процедила она, потирая запястье.

Салтыков опять принялся за свои ласки. Он попытался проникнуть ближе к её телу, но запутался в длинных полах Оливиной сорочки.

— Зачем ты одела эту ночнушку? Сними её! — потребовал он.

Олива скрестила руки на груди.

— Ты обращаешься со мной как с вещью...

Салтыков отошёл к окну и, встав спиной к Оливе, опять закурил. Дождь продолжал хлестать в открытую форточку. В воздухе пахло озоном и сигаретным дымом. Олива уложила в тумбочку свои вещи и, закрыв её, подошла к Салтыкову сзади.

— Дай мне немного времени. Я просто ещё не готова.

Салтыков, не оборачиваясь, продолжал молча курить и смотреть в окно.

— Ты, конечно, можешь меня сейчас бросить, это твоё право… — не прикасаясь к нему, сказала она.

— Господи, Олива, я никогда тебя не брошу! Я тебе клянусь!

— Не клянись. Всё это ещё вилами по воде писано...

Салтыков повернулся к Оливе и принялся жадно целовать ей волосы.

— Я люблю тебя так, как никогда и никого в своей жизни не любил...

— А Ириска? — спросила Олива, – Ты же с ней, помнится, прошлой зимой замутил. Я-то помню, как ты на весь форум кричал, что её обожаешь...

— Так я её не любил, — отмахнулся Салтыков, — Обожать и любить — разные вещи. И замутил я с ней по пьяни. Так, от нехуй делать с ней встречался...

— А со мной ты тоже по пьяни замутил?

— Господи, мелкий! Конечно, нет! К тебе у меня настоящие чувства, поверь мне...

— Знаешь, — попросила Олива, — Расскажи мне про турбазу «Илес» поподробнее. Как ты, встречаясь с Ириской, замутил с Дикой Кошкой? Как это получилось?

— Ну зачем тебе это знать?

— Надо, раз спрашиваю.

Салтыков затянулся сигаретой и, помолчав, произнёс:

— Да хуй знает, как это произошло… Так уж случилось...

— Но почему ты не подумал в тот момент о том, как будет страдать Ириска?

— Ириска? Страдать? Мелкий, я тебя не понимаю. Она же сама заставит страдать кого угодно, и тебе она крови попортила немало. Почему ты её защищаешь?