Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»

27 июля 1986 г.

Эвелин снова набрала весь вес, который скинула за время диеты, плюс еще восемь фунтов. Она была ужасно расстроена этим обстоятельством и даже не заметила, что миссис Тредгуд опять надела платье наизнанку Они поедали одну за другой конфеты из пятифунтовой коробки «Б ожественных сливочных помадок», как вдруг миссис Тредгуд сказала:

— Я могла бы убить за кусочек масла. Этот их маргарин на вкус точь-в-точь топленый свиной жир. Мы столько его съели во время Великой депрессии, что меня от него мутит. Вот и приходится жевать сухие тосты с яблочным повидлом.

Насколько я помню, Иджи и Руфь купили кафе в 1929 году, как раз в разгар депрессии, но маргарином, по-моему, у них и не пахло. По крайней мере, я не помню, чтоб мы его ели. Странно, весь мир страдал от голода, а для меня эти годы в кафе кажутся сейчас самыми счастливыми, хотя всем тогда приходилось трудно. Мы были счастливы и даже не догадывались об этом.

Сколько ночей мы провели в кафе, слушая радио! Мы слушали Фиббера Макги и Молли, Эмоса и Энди, Фреда Аллена… Ой, всех и не упомнишь, но они были такие душки! Эти нынешние программы по телевизору я просто не перевариваю: только и делают, что палят из пистолетов да оскорбляют друг друга. Вот Фиббер Макги и Молли друг в друга не стреляли. Эмос и Энди, правда, чуть-чуть постреливали, но это было смешно. И цветные по телевизору сейчас не такие славные, как раньше. Сипси шкуру бы спустила с Большого Джорджа, если бы он говорил так, как они в кино сейчас разговаривают.

Да и не только в кино. Миссис Отис однажды в супермаркете сказала цветному мальчишке, что даст ему десять центов, если он поможет ей донести сумки до машины. И что вы думаете? Он злобно глянул на нее и пошел себе дальше. Да если бы только цветные так себя вели! Помню, ехали мы как-то с миссис Отис, а она взяла да и врезалась в кучу тележек у магазина. Сзади начали ужасно сигналить, и некоторые люди, когда нас объезжали, показывали нам палец. Никогда раньше не видела подобного безобразия. Уродство какое-то, иначе и не назовешь.

Я даже новости перестала смотреть. Сплошные драки, надо этим мальчишкам давать успокоительное, чтоб хоть на время утихомирились. Вроде того, что дают мистеру Данауэю. Я думаю, во всем виноваты новости. Будоражат людей, вот все и ходят обозленные. Когда передают новости, я просто выключаю телевизор.

Последние лет десять я все время смотрю религиозные передачи. Там в гостях много умных людей бывает. Я им всегда денег посылаю, когда есть лишние. Каждый вечер с семи до восьми слушаю «Встречи с проповедником». Еще люблю «Устный экзамен Робертса» и «Клуб семисот». Мне там почти все нравятся, кроме той накрашенной женщины, да и она была бы ничего, если б не рыдала все время, как истеричка. От радости она плачет, от грусти тоже плачет. Клянусь, она умеет пускать слезу в любой момент, раз — и готово: ревмя ревет. Вот бы кому гормоны-то принимать.

Кого я не люблю, так это таких проповедников, которые все время орут. Не понимаю, зачем так напрягать голос, когда у них микрофон есть. Как начинают кричать — все, сразу выключаю.

И знаете еще, юмор в газетах теперь совсем не смешной. Я помню, всегда хохотала, читая «Бензиновую улицу» или «Крошку Билли Винки». А Малютку Генри просто обожала. Ох и номера откалывал этот Генри!

Даже не верится, что и сейчас есть счастливые люди, такие же счастливые, как в прежние времена. Теперь на улице радостного лица не встретить, я так точно не встречаю. Когда Фрэнсис возил нас в парк, я сказала миссис Отис: «До чего же у всех скучные, кислые физиономии, даже у молодых».

Эвелин вздохнула:

— Интересно, почему люди стали такими злыми?

— Ой, да это везде так, милочка, во всем мире. Скоро же конец света. Кто знает, может, мы и дотянем года до двухтысячного, но я что-то сомневаюсь. Знаете, я многих хороших проповедников слушала, и все они уверяют, что время наше близится к концу, говорят, что так в Библии сказано, в Апокалипсисе… Разумеется, они не могут знать наверняка. Да и никто не знает, кроме Господа нашего.

Сколько там еще Господь отпустит мне жизни, не буду гадать, но думаю, не слишком много, сами понимаете. И поэтому я теперь каждый день живу, как последний. Хочу быть готовой. Вот почему я не осуждаю мистера Данауэя и Весту Эдкок. Живи сам и дай жить другим.

Эвелин почувствовала, что должна задать вопрос.

— А что с ними такое?

— Они думают, что влюбились друг в друга, по крайней мере, так всем говорят. Ох, видели бы вы, держат друг друга за ручку да целуются по углам. Дочь мистера Данауэя каким-то образом пронюхала об этом, примчалась и стала грозить, что подаст в суд на приют. Назвала миссис Эдкок развязной девицей, представляете!

— Быть этого не может!