Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»

Вот возьмите Руфь и Иджи. Невозможно найти двух людей, более преданных друг другу, но даже у них были неприятности. Однажды Руфь перебралась жить к нам. Я так и не узнала, что там произошло, и не спрашивала, потому как не мое это дело, но думаю, причина была в том, что Руфь не нравилось, когда Иджи ездила на реку к Еве Бейтс. Ей казалось, что Ева спаивает Иджи. И между нами говоря, так оно и было.

Но у каждого свои причуды, я так и сказала Эвелин.

Бедняжка, я за нее очень переживаю. Климакс ужасно на нее подействовал, вселил в нее жажду мщения. Она сказала, что мечтает не только стукнуть Эда по голове, но в последнее время еще фантазирует, как оденется в черное и пойдет ночью стрелять в плохих людей из автомата. Представляете?

А я и говорю ей: «Милочка, это вы фильмов насмотрелись по телевизору. Сейчас же выбросьте из головы эту чушь! Кроме того, не нам с вами судить других людей. Вот в Библии прямо сказано — прямее, чем нос на вашем лице, — что в Судный день спустится на землю Иисус с сонмом ангелов Своих, чтобы судить животы и смерти».

Эвелин спросила у меня, как это — судить животы. И знаете, сколько я живу на свете, а вот поди ж ты, не смогла ответить.

Клуб и лагерь рыбаков «Фургонное колесо»

Уорриор-ривер, штат Алабама

3 июня 1946 г.

На доме горела синяя гирлянда, изнутри доносились обрывки разговоров, музыкальный автомат вопил на всю округу Иджи сидела посреди этого шума и накачивалась пивом. Виски она решила сегодня не пить, потому что перебрала прошлой ночью.

Ее подружка Ева затеяла шумную гулянку с какими-то деревенскими ребятами, которым в этот момент полагалось присутствовать на собрании Общества защиты лосей в Гейт-сити. Она подошла к Иджи.

— Бог мой, детка, что с тобой? Ты похожа на ящерицу с похмелья!

Хэнк Уильямс надрывно пел о том, как он до смерти одинок. Иджи сказала:

— Руфь переехала.

Ева оторопела:

— Что?

— Переехала. К Нинни с Клео.

Ева села около нее.

— Господи, да почему?

— На меня рассердилась.

— Ясно. Что ты ей такого сделала?

— Соврала.

— Ну здрасьте пожалуйста! И что же ты ей сказала?

— Что еду в Атланту повидать Леону и Джона.

— А сама не поехала?

— Нет.

— А куда же ты отравилась?

— В лес.

— С кем?

— Одна. Просто мне захотелось побыть одной.

— А чего ж ты ей так и не сказала?

— Не знаю. Может, надоело все время отчитываться, где я да что я. В общем, не знаю почему. Было такое чувство, будто я в ловушке, и мне захотелось вырваться. Вот и соврала. Подумаешь, тоже мне преступление! Грэди обманывает Глэдис, и Джек обманывает Мозелл — и ничего.

— Да, но ты же не Грэди, дорогуша, и не Джек… И Руфь — не Глэдис и не Мозелл. Господи, детка, мне даже слушать об этом противно. Неужто ты забыла, что с тобой творилось, пока Руфь не приехала?

— Ну и что, все равно мне иногда хочется удрать, хоть ненадолго. Свободы, что ли, мне не хватает. Да ты сама понимаешь.

— Понимаю, конечно, Иджи, но и ты ее пойми. Она бросила все, чтобы быть с тобой. Родной город оставила, всех друзей, с которыми выросла, — и все ради тебя. Ты и Культяшка — вот и все, что у нее есть. А у тебя тут и друзья, и родные…

— Ага, и мне иногда даже кажется, что они ее любят больше, чем меня.

— Послушай, Иджи, вот что я тебе скажу. Тебе не кажется, что ей тут найти кого-нибудь — раз плюнуть? Ты хоть понимаешь, каково ей сидеть в одиночестве? Я бы как следует подумала, прежде чем устраивать все эти фокусы.

В этот момент появилась Хелен Клейпул, женщина лет пятидесяти, которая уже многие годы околачивалась у реки, цепляясь к парням и выпивая со всем, что движется и в состоянии угостить ее стаканчиком. Она выплыла из женского туалета настолько пьяная, что умудрилась платье заправить в трусы, и, сильно шатаясь, направилась к столику, где ее поджидали какие-то мужчины. Ева кивнула в ее сторону:

— Ты только глянь на нее! Вот она, свободная женщина. Ни перед кем ей не надо отчитываться, всем глубоко начхать, где она шляется, это уж как пить дать.

Иджи посмотрела на Хелен. Помада ее размазалась, волосы лезли в глаза, мутный взгляд блуждал по лицам собутыльников.

Немного погодя Иджи сказала:

— Ладно, пойду я. Мне надо подумать как следует.

— Вот-вот, давно пора.

Через два дня Руфь получила записку, аккуратно напечатанную на машинке: «Если посадить дикого зверька в клетку, он наверняка умрет, но отпусти его на свободу — и в девяти случаях из десяти он вернется к тебе».

И Руфь позвонила Иджи — первый раз за три недели.

— Я получила твою записку и подумала: может, нам стоит поговорить?

Иджи колотила дрожь.

— Отлично. Я сейчас. — И бросилась из дому, собираясь по дороге заскочить к преподобному Скроггинсу и одолжить у него Библию на случай, если придется поклясться, что она никогда больше не соврет Руфи.

Она завернула за угол и, увидев дом Нинни и Клео, вдруг встала как вкопанная. Какая записка? Не посылала она никакой записки.

«Бирмингем ньюс»