Мама наверняка поняла, что я вру, но больше вопросов не задавала, только снова включила звук телевизора. Думаю, она давно усвоила истину, которая открылась мне только сейчас: мир в этой семье возможен лишь в том случае, когда мы постоянно лжем, по крайней мере друг другу.
На кухне бабушка скользила от холодильника к шкафу, а оттуда к плите, доставала напитки, тарелки и вилки, словно исполняла какой-то замысловатый танец. Дедушка следил за ее движениями, слегка улыбаясь; его глаза словно гладили ее фигуру, и я заставила себя отвернуться: стоит ему заметить мой взгляд, он сразу очнется и улыбка растает.
Торжество
Впервые они напились вместе — благодаря бутылке шипучего вина — на восемнадцатый день рождения Кары. Обе они, невысокие и миниатюрные, уверенно налили себе по третьему бокалу, а на четвертой порции Элоиз, сделав большой глоток, с притворной строгостью постучала пальцем по столу.
— Это не в честь твоего совершеннолетия, — заявила она, подавляя отрыжку. — А потому, что ты выпускница.
Каре показалось, что мама хочет сказать что-то еще, но Элоиз, немного помолчав, залпом осушила бокал и налила себе очередную порцию вина.
Кара отхлебнула шипучки и вспомнила прошлый день рождения, когда Элоиз подбросила ее до метро, где дочь садилась на поезд до школы в центре города. Тогда Кара открыла дверцу машины и собралась выходить, но Элоиз схватила ее за запястье и потянула назад на сиденье.
— Я хочу, чтобы ты кое-что усвоила, — сказала она. — Когда ты родилась, я была в твоем возрасте.
Кара только молча заморгала, раскрыв рот, и Элоиз пожелала ей хорошо повеселиться. После этого примерно раз в два месяца мама возобновляла разговор, повторяя:
— Когда я была в твоем возрасте, тебе было три месяца… шесть месяцев… девять месяцев… и ты все время плакала и хотела есть. Ты представляешь? Представляешь, каково мне было?
Но сегодня она не задавала никаких вопросов. Элоиз пришла домой рано с бутылкой просекко в руках и велела дочери достать из кухонного шкафа два бокала. Пусть по закону пить разрешается только с девятнадцати лет, они все равно отпразднуют. Скоро Кара окончит школу, и у нее уже есть предложения, есть возможности — от полной стипендии в Йоркском университете до приветственного письма из Университета Торонто, куда она мечтала попасть на протяжении всех старших классов.
Они провозгласили пятый тост, и когда бокалы соприкоснулись, Элоиз вдруг захохотала, и ее хриплый смех заметался по гостиной, отражаясь от стен холостяцкой квартирки.
Пьяная
1
Во время перерыва на обед моим приятелям позвонили: Ханне — мать, Джастину — домработница. Оказалось, в оба дома пришли письма, адресованные каждому из моих друзей.
— Конверт маленький или большой? — спросил Джастин.
Ханна тем временем намотала на палец белокурую прядь.
— Толстый? Да, открывай.
Я уже получила свои конверты, все три, с поздравлениями и программой обучения. Мы с мамой повесили на холодильник списки «за» и «против», и я устроила междусобойчик с Рошель, единственной подругой из моего прежнего района, которая знала, что я не считаю себя слишком крутой для Эглингтон-Уэст и Марли, а потому еще разговаривала со мной.
Рошель собиралась поступать в филиал Университета Торонто в Миссисоге и сообщила мне, что Анита выбрала колледж Шеридан. Анита первая отвернулась от меня, когда я переехала. Затем, вскоре после того, как она перестала являться на наши встречи, Аишани начала постоянно ссылаться на обилие работы, а Джордан просто говорила, что «занята». По словам Рошель, Джордан настроилась пойти в Йорк, а Аишани никак не могла решить, хочет учиться в университете или нет: кредит на обучение ее задавит, и ей не улыбалось всю оставшуюся жизнь отдавать долги.
Джастин закончил разговор первым, а потом и Ханна. Ее приняли в Университет Дэлхаузи, а вот Джастину в Куинсе отказали. Он спрыгнул с дерева, куда забрался, как только мы вошли в парк, и подошел к сетчатому забору, к которому прислонилась Ханна. Я осталась сидеть у другого дерева неподалеку, подложив под себя рюкзак, чтобы не испачкать джинсы.
— Ну и ладно, там высокий уровень суицида. — Джастин достал из кармана парусиновых брюк упаковку мятных леденцов. — Лучше пойду в Макмастер.
— Ты уже забрал свои документы? — спросила Ханна.
Он прикрыл ладонью зажигалку, прикуривая сигарету, глубоко затянулся и только потом ответил:
— Рано или поздно заберу. — Он почесал родинку на правой щеке и выпустил изо рта дым. Я сморщила нос.
Ханна фыркнула:
— Ты вроде как и не расстроен.
— А чего расстраиваться-то, — ответил Джастин, пожимая плечами и улыбаясь.
Его самоуверенность вовсе не была напускной, и это меня кольнуло: я не умела быть настолько беспечной, почти до наглости. И все же, должно быть, приятно верить в себя.
— Однако нам есть что отметить, — сказала Ханна. — Я слышала, кое-кто сегодня надумал слинять с уроков и завалиться к Андрею.
— Правда? — Джастин перегнулся через забор и плюнул кому-то во двор. — Кто именно?
— Нора, Райан, Себастиан, еще кто-то.
— Славно.