Жаркая луна. Десятый круг ада

— Однажды монахиня, которая мне очень нравилась и была фактически моей подругой, сестра Эрминия, молодая и писклявая, призналась мне, что тоже не знает, что такое счастье, и поэтому стала Христовой невестой. «По крайней мере это меня успокаивает», — говорила она. И я с тех пор все время думала, почему бы мне, черт побери, не успокоиться подобным образом. Многие годы я чувствовала себя виноватой в том, что моя вера слаба, ни на что не годна. Потом, когда вышла замуж за Антонио, я поняла: он лучший из всех мужчин, которых я знала. Я поклялась быть ему верной и заботливой женой. Думаю, такой я и была. Кроме того, я хорошая мать и отзывчивый человек. По крайней мере была. Никто вокруг меня не остался без моей поддержки, понимания и любви. Можно сказать, я провела жизнь в самоотречении. Но теперь дочери в Росарио, и я знаю: им там хорошо. А мои старики умерли. Пока они были живы, я заботилась о них, как подобает хорошей дочери. Я до сих пор каждое лето посещаю свою сестру в Сан-Луисе, или она приезжает ко мне со всем семейством. Я никогда не отказывалась ехать с Антонио, куда он хотел, я честно выполняла свой долг. Ты это понимаешь? Я состояла в разных комиссиях, ходила в церковь на мессу, занималась кооперативными делами, теперь являюсь членом совета колледжа Девы Марии, жертвую в Фонд босоногих кармелитов. Я всегда была примерной женой, образцовой матерью, идеальной дочерью, безупречной сеньорой. Никогда не допускала никаких погрешностей, если не считать таких глупостей, как опоздание домой на полчаса, за что всегда просила у семьи прощения. Мой единственный, тайный грех — ты. Это случилось впервые; не знаю, наверное, я созрела для адюльтера. Нет, это не умаляет твоих достоинств, понимаешь, я просто оказалась готова нарушить общепринятые правила поведения. Не будь тебя, появился бы кто-нибудь другой, Альфредо. Конечно, я рада, что встретился именно ты. Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Ты сумел соблазнить меня, ты — непревзойденный мастер в интимных делах. Антонио меня трахал. Ты научил меня получать удовольствие от секса, ты превратил меня в самку, суку, свинью, не знаю еще в кого. Я, как животное, наслаждаюсь половым актом. Теперь ты, без всякого умысла, показал мне, что забава иного рода — нарушение закона. Может быть, поначалу, да, было некоторое затмение, ты-то знаешь. Но я досрочно выполнила все обязанности, которые наложила на меня жизнь, и я пока еще молода. Наступила пора заняться самой собой, вернее, сумасбродством. Я чувствую себя красивой, привлекательной, я вижу, насколько нравлюсь мужчинам. И я хочу развлекаться, хочу совершить миллион поступков, на которые раньше не решалась из опасения, что либо потерплю неудачу, либо кто-то помешает. Мне надоели до чертиков запреты, отмены, надоело просить позволения, быть правильной. Все это невыносимо действует мне на нервы. Поэтому — после того как прошло помутнение рассудка от страсти — я поняла: все гораздо сложнее. Ты действительно предложил мне иное — иной путь, иную жизнь, то, что каждая женщина может и имеет право получить, потому что она, подобно мне угнетаемая и примерная, всегда этого хочет. Всегда, понял?

Мне показалось, что она плачет. Поскольку я не имел ни малейшего представления о том, куда нам направиться, я вел машину медленно. Мы выехали на дорогу, ведущую в аэропорт. Я намеревался обогнуть городок. В какой-то момент подумалось: «Полиция, наверное, уже ищет нас. Сколько времени ей потребуется на то, чтобы обнаружить трупы? Не пошел ли кто-нибудь из родственников толстушки Барриос глянуть, почему она так долго не возвращается от соседей?»

«Наплевать», — тут же ответил я себе. Именно так оно и было — все, что не относилось к словам Грисельды, в данный момент не стоило ни гроша.

Она провела платком по верхней губе и шмыгнула носом.

— Я возмущена, Альфредо… Я в бешенстве. И почему я все время так пренебрежительно относилась к себе? Меня трясет от негодования, по сравнению с ним любые переживания — пустяки. Чувствую, сегодня я способна на все, понимаешь? Я теперь и пифия, и проститутка, и гарпия, и василиск.

— Грис, мне жаль тебя прерывать, — сказал я, различив на пересечении улицы Соберании и шоссе номер 11 фонари дорожной полиции. — Но посмотри вперед.

— Вижу, — сказала она. — Не останавливайся.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ