Я поднялась и направилась к двери.
— Подожди, — Абрамов окликнул меня, когда я была у самого выхода, — ты ведь не оставишь меня, так?
— Это еще почему? — искренне удивилась я и обернулась, — с какой стати я должна что-то для тебя делать?
— Это негуманно, бросать меня в таком положении, — в голосе Абрамова зазвучали требовательные нотки.
Видимо, поняв, что я не заодно с его обидчиками, он не мог отыскать причину, по которой я могла оставить его в этом гиблом месте. Он решил, что я играю с ним. Чтобы развеять его иллюзии, я сухо сказала:
— Ты, наверное, думаешь, что я случайно здесь оказалась или что у меня больше дел нет, как вызволять тебя из плена? А может, ты решил, что я чем-то обязана Катьке или тебе и готова ради этого рисковать своей жизнью? Так вот, объясняю на пальцах: если у нас не получится откровенного разговора, то я здесь не задержусь ни на минуту. Умные люди в подобных ситуациях не ведут себя так глупо и самонадеянно, как ты, Анатолий. Смею тебя заверить, нервная система у тех парней, которые тебя сюда доставили, не такая крепкая, как у меня. Я не жестока и не кровожадна, но, если ты думаешь, что я притащилась на другой конец города, чтобы спасти твою шкуру, ты глубоко заблуждаешься. Чао!
Конечно, я бы не оставила этого самонадеянного болвана в этом холодильнике, еще насморк подхватит! Но должна же я была как-то его расшевелить!
— Нет! — заорал Толик. — Не уходи!
— Значит, пообщаемся?
— Да, — выдохнул он с грустным облегчением и как-то сразу сник.
— Тогда вперед, — я снова присела на скамейку, — твои друзья могут вернуться.
— Они не друзья мне.
— Кто же тогда?
— Люди Грушина, вернее, не его.
— Чьи же тогда?
— Вайса.
— Это что, имя?
— Нет. Это от фамилии — Вайсман.
— Яков Григорьевич? — я удивленно приподняла брови.
— Он самый, — Анатолий Иванович дрожал, переступая с ноги на ногу.
Я пододвинула ему башмаки, валявшиеся неподалеку, и накинула на его голые плечи дубленку.
— Ну вот, а говорил, что не знаешь, — укоризненно произнесла я.
— Теперь он просто так от меня не отстанет.
— Что он от тебя хочет?
— Чего, чего — денег, конечно.
— За сахар?
— Да, будь он неладен.
— Так отдай, может, он и отстанет.
— Ха, легко говорить, отдай, — криво усмехнулся Абрамов, — денежки-то тю-тю.
— Что значит тю-тю? Пропил, что ли? — подковырнула я его.
— Скажешь тоже, пропил, что мне, пить не на что? — Казалось, к нему вернулось его прежнее самодовольство. — Денежки пошли на избирательную кампанию Грушина.
— Что ты мне мозги пудришь, Анатолий, я ведь могу обидеться и уйти.
— Ничего я тебе не пудрю, — насупился он, — Грушин передал мне этот сахар без документов, чтобы я продал его, а деньги отдал ему на выборы. За это он пообещал — после того как его изберут, конечно — льготные кредиты, поддержку и тому подобное. Ну я так и сделал.
— Ты хочешь сказать, что вернул ему деньги?
— Господи, ну конечно, вернул, что я, враг себе, что ли?
— Чего же тогда он требовал от тебя в сауне?
— Как чего? Еще денег. Выборы — это же как прорва, сколько ни дай, все мало!
— Так он хотел, чтобы ты дал ему как бы в долг?
— Ну да. И я пообещал немного наскрести, но Грушина кто-то утопил. Теперь эти сволочи требуют у меня деньги за сахар. Я им говорю: отдал лично Грушину, а они ничего слышать не хотят. Вот приковали, как партизана.
У Абрамова сохранилась еще способность подшучивать над собой.
— Ладно, с этим все ясно. Теперь объясни мне, пожалуйста, Толя, у жены Грушина есть какая-то доля в его предприятии?
— Теперь есть. Знаешь, наверное, супермаркет «Юпитер» недалеко от Волги? Грушину принадлежало полмагазина, после его смерти его доля автоматически переходит Тоньке.
— А кому принадлежит вторая половина?
— Вайсу, насколько мне известно.
— Понятно.
— Сними ты наконец с меня эти гребаные браслеты, а не то я сейчас околею.
У Абрамова действительно зуб на зуб не попадал, он дрожал, как осиновый лист. Теперь можно его освободить. Все, что мне было нужно, я от него узнала.
Я достала отмычки, и вскоре свободный Абрамов, подобрав свою одежду, торопливо начал натягивать ее на себя. Он трясся, как в лихорадке, с трудом попадая в штанины и рукава. Я закурила новую сигарету.
— Ну, я пошел, — беспокойно моргая глазами и не переставая дрожать, сказал Абрамов, застегивая дубленку.
— Нет, погоди, — я остановила его, — пойдем-ка посмотрим, нет ли здесь чего выпить, я немного озябла в этом подвале. Да и про тебя не скажешь, что ты запарился.
— Ты что? Они же могут сейчас вернуться, — испуганно произнес он.
— Вот я с ними и пообщаюсь. Надеюсь, ты не откажешься мне помочь? — Я хитро улыбнулась, вопросительно глядя на дрожащего от холода и страха Абрамова. Он удивленно на меня таращился.
— Ну уж нет, с меня хватит! — выпалил Анатолий. — Я пока еще из ума не выжил.
— Да пойми ты наконец, они же тебя в покое не оставят. А так, глядишь, мы что-нибудь из них вытрясем, тогда ты сможешь хотя бы к ментам обратиться за помощью.
— Что же такого ты можешь из них вытрясти? — Абрамов, кажется, немного заинтересовался.