Жаркие горы

— Точно. — Бурлак протянул комбату руку: — Бывай, Игорь.

Они, будто решив бороться, обнялись.

— Ты — прямо, — уточнил на прощание комбат. — Я — вдогонку за Ваниным. Пойду с ним через Торатанги.

— Есть! — ответил Щурков. — Мы пошли, комбат.

Он легко вскочил на броню, поднял правую руку вверх и резко опустил ее на уровень плеча, указав на дорогу.

Взревев, стальная вереница машин понеслась вперед.

От Жердахта до горизонта, насколько хватал глаз, тянулась красная, будто посыпанная толченым кирпичом, равнина. С востока ее замыкала унылая череда холмов, таких же ржаво-бурых, безжизненных, неприветливых.

На западе параллельно дороге, извиваясь, тянулось сухое русло некогда протекавшей здесь реки. Куда делась вода, в какие века она исчезла, знали только легенды. Но кто их помнит, эти легенды? Куда ни глянь — полное безлюдье.

Машины, едва выкатившись на коричневую дорогу, вздыбили клубы красной пыли, и ветер потянул ее над каменистой пустыней, будто разматывал легкую, колеблющуюся занавеску.

— «Чибис», — обращаясь к капитану Щуркову, передал по рации командир взвода старший лейтенант Мирошкин, — я, пожалуй, отойду вправо. Не нравится мне это русло.

— А мне холмы не нравятся, — ответил Щурков. — Но ты прав. Русло похуже. Давай прикрывай справа.

Три бэтээра, свернув с дороги, понеслись по целине. Пройдя вдоль сухого русла километра два, они опять вернулись к колонне. Опасностью справа русло не угрожало. Оно отвернуло на запад и ушло к горам.

Прошли еще километра два. С машины, шедшей в головном дозоре, сообщили коротко:

— «Чибис», на холме дом и сад. На карте они не обозначены.

— А что здесь вообще обозначено, на карте-то?! — вспылил Щурков и приказал: — Проверьте, но осторожно.

Дом оказался пустым, полуразрушенным. Везде следы разгрома и огня: когда-то здесь явно похозяйничали душманы.

С высоты холма открывался широкий обзор. Внизу, среди квадратов возделанных полей, лежал хорошо видимый кишлак. Он выглядел скопищем унылых плоских крыш, перемежавшихся пыльными пустырями. Глухие глинобитные стены превращали улицы в мрачные, полутемные проходы. В небо упирался убогий, как фабричная труба, минарет. Ленивое солнце освещало покрытый трещинами, похожий на луковицу купол старой мечети.

Откуда-то с дальней окраины доносились выстрелы. Упруго секли воздух автоматы. Гукал тяжелый пулемет. Искристые просверки трасс, промелькнув, гасли в небе.

— Самооборона, — сказал Щурков, прислушавшись. — Дерутся.

— Похоже, — поддержал старший лейтенант Мирошкин. — Что прикажете?

— Взвод Лупола и взвод танков, — отдал распоряжение командир роты, — обходят справа по целине. Выйти на южную окраину. Все остальные прочесывают кишлак.

Они подскочили к населенному пункту и развернулись в цепь.

Черный, удивительно вонючий дым полз по улице, почти не поднимаясь вверх. Солдаты бежали, утопая в его клубах по пояс. Вся эта картина казалась со стороны фантастическим представлением.

— Поглядывай! — крикнул Щурков сержанту Алексееву, бежавшему на полшага впереди. — И не зарывайся!

Впереди раздражающе часто стучал автоматчик. Где-то рядом, за дувалом, а может, в ближайшем переулке, работал крупнокалиберный пулемет.

— Митя! Гранату вперед себя! Только за гранатой! — предостерег Щурков сержанта Кудашкина.

Тот, не отвечая, рванулся к дувалу и, прижимаясь к нему спиной, боком двинулся в клубах дыма к переулку. Метрах в трех от угла лег на землю и пополз. Горло драл вонючий запах незнакомой взрывчатки. Из переулка тянуло горелым кизяком.

Осторожно, не поднимая головы, Кудашкин утюжил животом мелкую, как пудра, пыль дороги и метр за метром продвигался к цели.

У самого угла поглядел, приподняв голову, и в двух саженях от себя увидел пулемет на треноге. Два духа, тощий дикомордый верзила и парнишка, совсем зеленый, безусый, разворачивали его стволом в сторону поля.

Выдернув зубами чеку, Кудашкин размашистым движением баскетболиста, который пальцами чувствует дистанцию до кольца, метнул гранату точно под треногу. Взрыв прозвучал негромко, будто что-то хлопнуло. Пулемет, опрокинутый ударом, раскорячил ноги. Душманы, словно осенние листья, поддетые порывом ветра, разлетелись в стороны.

Кудашкин хотел было подняться, как справа от него раздалось несколько глухих щелчков: пух-пух-пух… Он скосил глаза и увидел вздыбившуюся легкими смерчами дорожную пыль. Невидимый ему дух пристреливался. «Вот гад», — подумал солдат и вжался в землю. В нос ударил запах сухого навоза и горелой травы.

Сзади надсадно ахнул гранатомет. Над Кудашкиным, ввинчиваясь со звоном в тугой воздух, пронеслась граната. Пыльный султан взвился над крышей хибары, стоявшей неподалеку за обшелушенным дувалом.

— Копец им! — раздался сзади ободряющий крик рядового Ивана Повидло. Его голос Кудашкин узнал бы из тысячи. — Двигай, Митя! Я его снял!

Кудашкин поднялся и побежал к месту, где недавно стоял пулемет. Его догнал Повидло. Он тяжело топал, будто тащил на себе большой груз. Но бежать таким образом мог долго, хоть пять километров.

— Кто — пулеметчиков? Ты? — спросил Повидло.