Жаркие горы

— Собирайте команду. Пятнадцать человек своих наберите. Еще пятнадцать — в спецподразделениях. Три бэтээра. Лейтенанта Максимова дайте. Он крепкий. Только живо!

Чрезвычайность обстоятельств действует на людей возбуждающе. Забегали сержанты, выстраивая солдат. Засуетились водители у машин.

— Слушай, Фирсыч, — просительно обратился комбат к Полудолину, — мне не стоило бы тебя туда посылать. Но это сейчас тебе самому нужно. Не приказываю — прошу: будь рассудителен. Воюй головой. Сперва разберись, что к чему, потом действуй. Отличай, что смело, а что безрассудно. — Он протянул Полудолину руку: — Больше ничего говорить не буду. Давай!

* * *

Всю дорогу до Ширгарма Полудолин держал в руках карту. Работал по методе комбата. Старался понять главные особенности долины, чтобы топография не преподнесла неожиданных препятствий.

На подходе к Ширгарму майор развернул машины в линию. По рации связался с Щурковым.

Горы теперь нисколько не мешали, и слышимость была отличной.

— Почему влезли в дело? — спросил Полудолин. — Был же ведь уговор.

Он хотел сказать «приказ», но подумал, что слово может придать совсем иной смысл вопросу. Приказ — это приказ, и его следует выполнять. Не выполнил — отвечай по всей строгости. А здесь с кого требовать ответа? Ведь не из боя ушел Щурков, а влез в него, втянулся. Может, иного выхода не было. Значит, до выяснения деталей вспоминать о приказе не следует.

— Не мог иначе, — ответил Щурков. — Не могу я объяснять. Мне кажется, у духов большие уши. У вас Мартиросян далеко?

— Здесь. — Полудолин еще не догадывался, в чем дело.

— Я дам микрофон Авакяну. Пусть родной язык вспомнят.

Теперь Полудолин все понял.

— Рядовой Мартиросян, к рации! Будете говорить.

Эфир зазвучал армянскими голосами. Мартиросян едва успевал переводить.

— Капитан Щурков докладывает, — говорил он, — когда рота подошла к рубежу, там вел бой взвод афганской армии. Его крепко прижали. Пришлось выручать.

— Откуда же взялись афганцы? — спросил Полудолин недоуменно. — Их здесь быть не должно.

— Капитан Щурков говорит: ему некогда было выяснять.

— Пусть доложит, как его зажали.

— Говорит, обложили плотно. Но рота сидит крепко. Он оставил в резерве взвод и не разрешил ему втягиваться в долину. Когда рота вошла в бой, на нее из лощины обрушилась засада. Взвод Мирошкина ударил по духам сзади. Сейчас, говорит капитан Щурков… Не знаю, как это перевести… Ну, наверное, шашлык: одно мясо, один помидор, опять одно мясо…

— Слоеный пирог, — подсказал Полудолин.

— Верно, пирог, — согласился Мартиросян. — Сейчас у них так: афганцы, рота, духи, опять наши. Пирог.

— Потери есть?

— Два ранения.

— Степень?

— Касательное в бедро. Лейтенант Климов. Сквозное в предплечье. Рядовой Совко. Оба легкие. А вот противник…

— Все, Мартиросян. Мне статистика ни к чему.

— Пусть бы доложили, товарищ майор, — сказал лейтенант Максимов, стоявший рядом. Ему не терпелось узнать, что же там настрогали щурковцы. — Для дела.

— Не надо. Цыплят по осени считают. Летний подсчет — статистика, не больше.

— Не понял, — признался Максимов. — Что это значит?

— Знаешь, лейтенант, как из стограммового апельсина надавить сто двадцать граммов соку? Обычными методами нельзя. Методами статистики — можно.

Полудолин повернулся к Мартиросяну:

— Передайте, пусть держатся. Через час-полтора мы духов вычистим с тыла. Предупредите, чтобы меня не вызывали. Категорически! Радиомолчание до начала нашей атаки. Передал? Добро.

Полудолин расстелил карту на большом плоском камне, как на столе, и придавил ее углы бурыми булыгами. Взглянул на карту, потом осмотрелся, стараясь увидеть главные ориентиры на местности и увязать план с действительностью.

Долина, как ему показалось, напоминала лунный пейзаж из приключенческого фильма. Со всех сторон ее окружали высокие, почти отвесные стены, образованные черными, блестевшими как стекло скалами. Река, вытекавшая из прогала, бурлила и гневалась, встречая малейшее сопротивление. Ее пенистая струя слепо билась о берега, в заводях кружились густые хлопья пены. Все внутреннее пространство между рекой и скалами по правому берегу было завалено огромными камнями. Словно буйный великан понакидал их туда в порыве отчаяния или гнева.

Дорога, вившаяся по левому берегу, обходила слоистую и сыпучую, как торт «наполеон», горушку, делала пологий вираж.

— Как думаете, Максимов, оставили духи кого-нибудь в лощине, из которой вышла засада?

— Думаю, не оставили, — ответил лейтенант без колебаний.

— Почему так считаете?

— Духи в горах — как вода. Рванулись, ударили скопом — и растеклись. Банда, одним словом. Им надо было роту взять в клещи. Они и взяли. Зачем в таком деле резерв держать? Они любят действовать лавой.

— Тогда иного выхода у нас нет, кроме как царапаться в скалы. Потом выйдем во фланг духам через ту же лощину, что и они.

Максимов задрал голову, оглядывая громоздившийся над ними кряж. Сказал оценивающе:

— Час ползти. Если одолеем, конечно.

— Взгромоздимся. Здесь нам никто не помешает. Будем лезть, как на учениях. Важно, чтобы Щурков продержался.

Оставив бронегруппу внизу, они двинулись в гору.