Жаркие летние ночи

– Напомогаешься еще! Отдыхай, пирожок бери, – суетилась бабушка, придвигая Косте все сразу – и казанок с картошкой, блестящей от масла, посыпанной свежей ароматной зеленью, и лоснящиеся боками пирожки, и огурцы-помидоры-редиску.

В ответ на все это изобилие Костин желудок издал безнадежно-отчаянное урчание, и он в очередной раз вспомнил, что ел последний раз ранним утром.

– А вы с дедом? – из последних сил соблюдая приличия и сглатывая слюну, спросил Костя.

– Ешь уже! – шутливо прикрикнул на него дед Митя, и Константин сдался – накинулся на еду, так что только за ушами затрещало. Отвлекался только, чтобы Семену его котовью дань отдать.

Дед подсел рядом, захрустел огурцом, и пока Костя ел, рассказывал, как у них дела в деревне. Баба Люба подливала в стакан домашний квас, шикала на кота, который понял, что Костя безвольный и готов отдать ему хоть целую котлету. Прочухав про такой беспредел, к перилам веранды прибежал Полкан, гремя цепью и сопя носом, что как так, кота угощают, а его нет. Пришлось делиться и с ним, а брошенная котлета не успела коснуться земли.

– Ну все-все, хорош баловать их, – сказал дед. – Так про что я говорил-то, – сбился он, почесывая бороду. – А, ну дак как мы с Санычем песок с карьера воровали.

– А кто такой Саныч? – с набитым ртом спросил Костя, раздумывая, влезет в него еще одна добавка или нет.

– Так батюшка нашенский, он провожал тебя. Отец Александр, – напомнил дед Митя и, выудив из треников пачку Беломора, прикурил себе папиросу.

Бабушка пока, не дожидаясь результата Костиных раздумий, положила ему еще добавки, рассудив, что домашней живности слишком много досталось.

– А зачем вы с ним песок воровали? – сильно верующим Костя не был, да и не мог быть, учитывая октябрятско-пионерское детство и комсомольскую юность. Но зачем божьему человеку в принципе что-то воровать, у него в голове плохо укладывалось.

– Так раствор мешать, цемент. Колокольню-то видел? – спросил дед Митя, кивнув себе за спину. Та была видна из любой точки деревни, поскольку была не только высокой, но еще и стояла на холме.

Костя кивнул, но понимания у него не прибавилось.

– Ну тут нашелся один местный, как их там сейчас называют, бизьнесьмен? Грехи говорит, замолить хочу, богоугодное дело сделать, давайте вашу церковь с колокольней восстановим. Тыщелетие крещения Руси недавно было, говорит. Ну дал денег отцу Александру, тот заказал в церковь резной алтарь, то-се, а это дело дорогое и небыстрое. И хлопнули бизьнесьмена, что поделать. Нету больше денег, а уж раз начали, надо продолжать. Ну вот мы с карьера песок и воровали, все дешевле, чем покупать, – рассудил дедок.

– Я могу помочь, если надо, – вызвался он, конечно, не из каких-то религиозных соображений, а из понимания, что сидеть все лето на шее у бабки с дедом, как в детстве, совесть ему уже не позволит.

– Успеется ещё, – повторила за мужем бабушка. – Расскажи лучше, как дома дела? Родители живы-здоровы? – она дождалась момента, когда даже по её меркам внук выглядел сытым.

Костя пожал плечами, вздохнул.

– Вроде все нормально. Ну, мать, конечно, психует из-за того, что я из института вылетел. Отец говорит надо в армию идти. Она в слезы тут же. У них как-то все не ладится, я устал от их ругани, если честно, – признался он.

В лицо Косте бабушка Люба критиковать его мать не хотела, но по тому, как поджались ее губы, он понял, какие слова она держит в себе. То, что мать им не нравится, Костя знал всегда.

– Как же так с институтом-то получилось? – бабушка сменила тему. – Восстановиться нельзя?

– Я завалил зимнюю сессию и к летней меня не допустили, – вздохнул Костя. – Да и подумал… не мое это. Что толку мучиться пять лет, когда мир рушится. Может, отец прав, отслужу, определюсь, чего в жизни хочется, поступлю потом еще куда-нибудь.

– Может ты и прав, – задумчиво сказал дед, потушив окурок и с хрустом поднимаясь. – Вон Саныч то и дело говорит, что мол, что Бог ни делает, то к лучшему. Настоечки вишневой к чаю не желаешь?

– Дед, ты ополоумел что ли? – всплеснула руками бабушка. – Праздник что ли какой – пить посреди бела дня.

– Внук приехал, чем не праздник? – праведно возмутился дед Митя.

– Между прочим, сегодня день святых апостолов Варфоломея и Варнавы, – раздался голос отца Александра, который подошел к ним на веранду. Он обмахивался кепочкой, явно умаявшись. – Нальете чаю страннику перехожему? – протянул он тоненьким голоском, так что было невозможно удержаться от смеха.

– Садись уж, отец Александр, – баба Люба усадила его за стол и стала наполнять ему тарелку.

Дед Митя, рассудив, что с праздником определились, ужом нырнул в дом и буквально через минуту вернулся с пузатым графинчиком, в котором плескалась темно-рубиновая жидкость, и четырьмя рюмками.

– Давай, Саныч, под пирожок, – он стал наполнять рюмки.