Жаркие ночи в Майами

Шампанское обволакивало его мозг, реальность утрачивала свои очертания, и это передавалось Лайзе, укрепляло ее решимость.

Он выглядел смущенным, но хотел что-то сказать. Она кивнула в знак поощрения.

— Лайза… Я еще не очень хорошо тебя знаю, но… но…

Ее нога нащупала под столом его ногу и прижалась к ней. Он с благодарностью ответил тем же.

— Но я люблю тебя.

Она тихо засмеялась, в ее знойных глазах проглядывало обещание. Ее нога теснее прижалась к его ноге. Хосе совсем растерялся. Он сказал Лайзе Родригес, что любит ее, а ее нога по-прежнему прижимается к его ноге. Он был потрясен значимостью этого момента. Ресторан где-то растворился. Существовали только они двое, заключенные в дне сегодняшнем, но мечтающие о будущем, и жизнь Хосе воспарила на ангельских крыльях.

Сквозь туман этого благолепия прорвался голос официанта:

— Могу я вам еще что-нибудь предложить? Десерт?

Лайза посмотрела на человека, вторгшегося в их уединение, и сладко улыбнулась.

— Нам ничего больше не нужно. Оставьте нас одних, пожалуйста.

Этот момент мог бы все нарушить, но Лайза не собиралась отступать. Она наклонилась через столик так, что лицо ее оказалось буквально в нескольких дюймах от лица Хосе, и постаралась выглядеть красивой, как никогда.

— Ты все еще голоден, — прошептала она.

— Я голоден? — удивился он.

— Ешь меня.

— Что?

— Сделай это. Здесь. Прямо сейчас.

На его лице отразились одновременно потрясение и возбуждение. Хосе улыбнулся, пытаясь скрыть свое смущение. Щеки его горели. Он не знал, что дальше делать. Ему надо было показать. Объяснить.

Голос Лайзы стал повелительным:

— Сделай вид, будто что-то уронил. Скатерть прикроет тебя. Действуй быстро.

Он медлил. Оглянулся вокруг. Посмотрел вниз, грудь его бурно вздымалась. Лайза заметила капельки пота на его верхней губе.

— Действуй!

Ее приказ отозвался там, где желание подавило разум. Хосе скрылся под скатертью. Теперь, оказавшись под столом, он был готов во всем подчиняться ей.

Лайза удовлетворенно вздохнула и огляделась вокруг. Колонна частично скрывала их столик от остального ресторана. Люди за соседними столиками были заняты своими разговорами. Никто не обращал на них внимания.

Она опустила руки под стол и нашла его голову. Потом, крепко сжимая, притянула ее к своим ногам, сама же сползла вперед навстречу ему. Юбка ее задралась.

— Сними с меня трусики, — прошептала она.

Лайза ощутила, как его дрожащие пальцы коснулись ее бедер. Она оперлась левой рукой о стул и приподнялась на дюйм или два. Его пальцы добрались до ее бикини, он действовал боязливо, но проворно, борясь с эластичным материалом. От этого прикосновения по ее телу пробежала дрожь, губы пересохли, сердце стучало. Она понимала, что им грозит опасность, что их могут застукать. Но люди вокруг были поглощены едой, не подозревая о страсти, кипящей рядом.

Он стаскивал с нее трусики — с бедер, с колен, со щиколоток. Она сбросила туфельки, освободилась от трусиков. Его руки коснулись ее бедер, раздвинули их, Лайза расставила ноги, открывая ему путь, и откинулась на спинку стула.

— О-о! — тихо простонала она, ощущая прикосновение его рук к своей коже и улыбаясь в предчувствии наслаждения. Лайза закрыла глаза. Под белизной скатерти она чувствовала, как веет жаром от его лица. Она упивалась этим сладостным моментом, ощущая, как у нее между ног становится влажно.

Его губы прижимались к ее коже. Она ощущала его дыхание, жаркое и прерывистое. Он тыкался в нее носом, она сжала бедрами его голову, ощутила, как его жесткие щеки трутся о ее мягкое тело. И тут он в бархатной западне коснулся ее своим языком, и Лайза вздрогнула от наслаждения. Поначалу он вел себя очень деликатно, прокладывая себе путь в ее влажной плоти, исследуя все языком. Он действовал осторожно, с благоговением, погружаясь в эту необыкновенную близость, обостренную опасностью. Но страсть его превозмогала все соображения разума, а нетерпение Лайзы оказалось слишком велико. Ее бедра взяли в плен его голову. Она сунула руки под скатерть и вцепилась в его затылок. Он стал ее пленником. Отступления для него не было. Она владела им. Он существовал лишь ради ее наслаждения.

— Возьми меня ртом, — пробормотала она.