Жаркие ночи в Майами

— Сама идея марки «Индия», — она говорила медленно, словно обращаясь к ничего не понимающему иностранцу, — была связана с романтикой и изысканностью далекой страны древней цивилизации и глубокого понимания прекрасного. Индия времен правления англичан была роскошной, таинственной, недосягаемой, но и реальной. Фокус заключается в том, чтобы использовать эту ее сущность, разлить во флакончики, запаковать их и продавать множеству людей, которые покупают мою продукцию. В вашей Индии, мистер Бланкхарт, примерно столько же романтизма и увлекательности, сколько в ресторане в Бронксе. Ваша Индия, дорогой сэр, — это даже не Мадрас, не говоря уже о Виндалу. А ее пикантность и аромат напоминают приправу карри, которую продают в каком-нибудь диетическом магазине на Мэдисон-авеню. Если бы ваша Индия была презервативом, дорогой мой, ваша любовница послала бы вас подальше.

Бланкхарт побледнел. На что напрашивался, то и получил. И должен делать вид, будто ему нравится. Он нервно рассмеялся. Была ли ее реплика о любовнице выстрелом наугад? Бланкхарт надеялся, что это именно так.

— Может быть, использование индийских моделей кажется вам несколько упрощенным приемом? — сделал Бланкхарт жалкую попытку.

— Я не имею ничего против простоты, — фыркнула Мэри. — Но то, что просто для меня, по-видимому, не просто для вас. Например, вам оказалось непросто понять, что эта рекламная кампания требует не стада незрелых, подавленных, анемичных девиц, единственное достоинство которых — национальная принадлежность, которую они получили при рождении. Эта кампания требует суперзвезды.

— Такой, как… — Бланкхарт, совершенно смешавшись, рыскал глазами вокруг, надеясь, что ему подскажут какие-то имена.

— Как Лайза Родригес! — среди всеобщего молчания рявкнула Мэри Уитни. — О Боже, надеюсь, вы хотя бы слышали о ней? — Голос ее был полон презрения.

— Но она… вроде бы… испанка, — заикаясь, выговорил Бланкхарт. Эти слова вырвались у него раньше, чем он успел подумать.

— Значит, отныне только неграм позволено играть Отелло? Ну и ну, совсем я поглупела! Видно, я мало что знаю.

Мэри Уитни откинулась на спинку кресла. Конечно, ее развлекало, когда взрослые мужчины терпели от нее унижения и покорно исполняли все ее капризы. Но в глубине души она задумалась, что именно подсказывает ей эта бесцветная презентация «Индии». Если Бланкхарт и вся его свора не смогли придумать для этой рекламной кампании ничего возбуждающего, не является ли это недостатком самой идеи, а не рекламного агентства? Знает ли Америка, где будет продаваться парфюмерия Мэри Уитни, что-нибудь об Индии и интересно ли ей знать что-либо об Индии? Только десять процентов соотечественников Мэри обращаются за загранпаспортами, а она не винит их. От калифорнийских лесов до Нью-Йорка и вод Гольфстрима каждый может найти для себя что-нибудь интересное. Зачем таскаться по странам «третьего мира», когда можно увидеть весь первый, и при этом не пропустить сериал «Колесо фортуны»?

Кроме того, существует проблема запахов Индии. Когда Мэри Уитни несколько дней жила в отеле «Тадж» в Бомбее, источники этих запахов выглядели совсем не таинственными и недосягаемыми, а откровенно физиологическими. И главное заключалось в том, чтобы не наступить на них на улице, одновременно отбиваясь от мух и попрошаек.

Мэри пронзительно хохотнула при этой мысли. О чем она думала? Об аромате, называемом «Индия»? Это же смешно! У нее просто начинается старческий маразм. Уж лучше тогда назвать новую коллекцию «Ираком» и сделать ставку по части доходов на энтузиазм по поводу «Бури в пустыне», как поступают лос-анджелесские музыканты и звезды, спекулирующие на патриотических песнях. Почему эти болваны, сидящие здесь за столом, не сказали ей это? Почему они выбросили миллион принадлежащих ей долларов на запах, который с таким же успехом может называться «Бейрут»? Конечно, она все это знала, и здесь опять же ее вина. Она — оркестр, состоящий из нее одной. Так Мэри действовала и будет действовать всегда. Она любит, когда вокруг нее вьются льстецы, но не советники, и обычно это срабатывало, потому что она редко ошибалась. Сейчас она столкнулась с одной из таких ошибок. Но, даже понимая, что напортачила, Мэри Уитни умела видеть в этом положительную сторону. Миллион долларов — это мелочь по сравнению со стоимостью главной рекламной кампании, которая обернется настоящей бомбой. В зыбком мире моды провалы оборачиваются цепной реакцией. Если «Индия» оказалась холостым выстрелом, то сейчас самое время признать ошибку и отказаться от этой затеи.

— Вы знаете, о чем я думаю? — спросила Мэри Уитни.

Они этого не знали, но вытянули шеи, желая узнать.

— Я думаю, что «Индия» — обреченное на провал название для запаха.

— О! — выдохнул Бланкхарт.

Смятение усиливалось. Может быть, она шутит? Почти наверняка нет. Когда Мэри Уитни шутила — вы это чувствовали, примерно так же, как чувствовали, что вас высекли.

Первым опомнился Бланкхарт.

— Я должен сказать, что у меня были сомнения… — осторожно начал он.