Жаркие оковы

Ночь была очень темной, но не слишком холодной. Во всяком случае, Руна не ощущала холода. Все еще босиком, она медленно брела вдоль воды. Со стороны леса доносились шелест листьев и уханье сыча. Где-то позади были слышны шаги одного из караульных. У догоравшего костра, свернувшись клубочком, лежал Алевольд. Остальные викинги храпели в шатрах. Похоже, только она одна не могла заснуть.

И еще, может быть, не спал ее отец. Когда Руна в последний раз заглядывала в его шатер, Бальдвин сидел на раскладном стульчике и точил меч, глядя в пустоту. Как будто ему сейчас больше всего хотелось одним круговым ударом избавиться от чудовищного груза, все эти годы обременявшего его душу. Скрип точильного камня все еще стоял у Руны в ушах. Она вздрогнула. Бедный отец. Бедная мать! Руна провела тыльной стороной ладони по мокрым глазам. Когда она в последний раз плакала, думая о своей матери Ингвильдр? Девушка не могла вспомнить. Она чувствовала себя опустошенной. Ей нужен был кто-то, кто взял бы ее за руку и прошептал ей слова утешения; кто-то, чье сердце билось бы в унисон с ее сердцем. Такой человек существовал и даже был рядом. Но он ее отталкивал.

Руна решила принести жертву Фрейе. Для этого нужно что-нибудь красивое, цветущее. Найти такое ночью было непросто, но спустя некоторое время девушка увидела возле ручья несколько светлых цветков. Она разделась, вошла в ручей и, опустившись на колени, принесла эти цветы в дар богине. Фрейя была богиней любви и весны, волшебницей и воительницей. Руна чувствовала ее близость, и девушке было совсем не холодно в ледяной воде.

«Помоги мне понять, как поступить».

Мысленно проговаривая эту фразу, Руна уже знала, каким будет ее решение. Она разделась и вошла в воду не только для того, чтобы приветствовать богиню чистой. Сейчас она словно предлагала Роуэну свое сердце, душу и тело. Девушке хотелось, чтобы у него открылись глаза. Ощутить его каждой клеточкой своего тела. Если она снова окажется в его руках, он наверняка поймет, что обет безбрачия – полная чушь. Роуэн полон страсти, он словно создан для нее, бог создал его таким, и он должен это понять…

Руна схватила свои вещи и кинжал, накинула на плечи плащ и направилась обратно в лагерь. Она начинала замерзать. Холодный морской ветер играл ее волосами и задувал под плащ.

Добравшись до лагеря, Руна поспешила к маленькому шатру, который Роуэн делил со Сверри, сложила свои вещи у входа и тихо позвала викинга. Сверри тотчас же выглянул наружу.

– Ру…

– Тсс! – Девушка приложила палец к губам. – Пожалуйста, уйди.

Слава Фрейе, Сверри сразу же все понял. Уходя, он подбодрил Руну дружеским шлепком по ягодицам.

Руне хотелось чувствовать себя такой же беззаботной. Однако, приподнимая полог, она чувствовала скорее страх, чем радость.

Воздух внутри шатра был теплым. А еще здесь царила непроглядная тьма. Руна присела у входа, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Безуспешно. Тем напряженнее ей приходилось прислушиваться. Уход Сверри должен был разбудить Роуэна. Он наверняка проснулся и заметил, что кто-то пробрался к нему в шатер. Что он сейчас делал? Вслушивался и вглядывался в темноту, как и она? Руна не боялась, что он схватится за оружие – оружия у него просто не было. Однако Роуэн может попытаться обездвижить ее голыми руками… При этой мысли по телу девушки пробежали мурашки. Ей хотелось, чтобы он на нее напал.

Но Роуэн ничем не выдавал своего присутствия. В шатре царила тишина. Руне хотелось позвать его по имени, но губы и язык не слушались ее.

Девушка медленно нагнулась вперед, ощупывая пальцами разложенные на земле одеяла, а затем опустилась на колени и начала осторожно продвигаться вперед. Ее ладони скользили по шерсти, натыкаясь на застрявшие в ней соломинки. Нащупав край пушистой шкуры, Руна догадалась, что приближается к Роуэну.

Кончики ее пальцев прикоснулись к его теплой коже. Его рука… Руна ожидала, что Роуэн вздрогнет от неожиданности. Но ничего такого не произошло. Пальцы девушки скользнули в ладонь англичанина, и он мягко обхватил их своими.

– Мне очень жаль, Руна.

Большой палец Роуэна погладил ее запястье. Девушка замерла, словно он был робким животным, которого можно испугать неосторожным движением. Испугать или подбодрить?

– Тебе придется уйти.

«Я буду делать то, что хочу. А я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты понял…»

– Руна… – прошептал Роуэн.

Неужели он не понимал, что каждое слово, каждое прикосновение лишь увеличивает ее решимость остаться? Неужели не догадывался, как на нее действует его голос? Впрочем, если он действительно был монахом, вряд ли ему доводилось иметь дело с женщинами.

Еще один, последний раз девушка вспомнила о том, кто перед ней – монах, как и тот мерзавец, который убил ее мать. И Руне, и Роуэну было бы гораздо проще, если бы ей удалось на него разозлиться. Но все попытки возненавидеть англичанина были обречены на провал. Роуэн был ничуть не похож на монахов, какими представляла их Руна, – бледных рыхлых мужчин, молившихся в темных кельях и не знавших, что делать со своими плотскими желаниями.