Жаркий Август. Книга вторая

Впервые за три года, проведенного в кандалах, у него ничего не дрогнуло, при мысли о браслетах. Совсем ничего. Будто они были простым куском металла, а не орудием пыток, способным сломать человека. Наверное потому, что в душе поселилась уверенность: браслет ничего не поменяет. Это просто необходимость. И да, Никита прав, пора заканчивать с самодеятельностью, нужно обезопасить и себя, и Чу. Лучше без изысков, но мирно, чем вот так, словно на действующем вулкане сидеть. Хватит, наигрались в свободу, пора успокаиваться.

Лазарев еще раз недоверчиво покосился в его сторону и направился к сейфу. Извлек один из браслетов, задумчиво покрутил его в руках, невесело усмехнулся и протянул, глядя в глаза:

— Держи украшеньице.

Легкий трепет все-таки прошел вдоль позвоночника снизу вверх, поднимая волосы на затылке, когда пальцы прикоснулись к холодному металлу. Засунул руку внутрь и защелкнул замок. Вот и все. Он снова с браслетом… и это ничего не меняет.

— Не знаю, как ты, а я жрать хочу, словно волк, — произнес, как ни в чем не бывало, и направился к выходу.

Лазарев, подозрительно наблюдавший за ним все это время, выдохнул с чуть заметным облегчением:

— Ну что ж. Треть дела сделана.

— Треть? — Тим бросил на него удивленный взгляд через плечо.

— Треть, причем самая простая, — улыбнулся Ник, — осталось всего ничего. Объяснить Ваське, почему на твоей руке браслет, и заставить ее надеть свой.

— Удачи, — хмыкнул Тимур, выходя в коридор.

— Это все, что ты можешь сказать? Удачи? Э, нет, — Лазарев направился следом за ним, — так дело не пойдет. Будешь помогать.

— Я???

— Ну, а кто еще, — они зашли на кухню почти одновременно, — ты ж теперь мой должник, вот и отрабатывай.

Тимур лишь ухмыльнулся себе под нос. Лазарев в своем репертуаре. С ним не расслабишься, где-нибудь да подцепит.

Чу, хоть и сопротивлялась, но не прислушаться к доводам здравого смысла не смогла. В итоге на ее тонком запястье тоже появился браслет. Тяжелый, неуместный, явно причиняющий неудобства. Она его то и дело неосознанно трогала, прокручивала, поправляла. Пару раз холодный пот прошиб, когда казалось, что еще миг и ненароком зацепит какую-нибудь кнопку, отвечающую за порку, или шипы, или электрический разряд.

Как оказалось, беспочвенные страхи.

Василиса предусмотрительно позаботилась о том, чтобы браслет был переведен в режим ожидания. В результате окончательно успокоился, и смирился с его присутствием на своей руке.

После произошедшего казалось, что второе дыхание открылось. С еще большей четкостью осознал, как ему повезло очутиться именно здесь, у нее. И пускай он не мог планировать свою дальнейшую жизнь, не мог распоряжаться ей, но здесь и сейчас было все хорошо. По-настоящему хорошо. Просыпаясь по утрам, с удовольствием ощущал давно забытое желание улыбнуться. Глупо, наверное, в его положении, но, тем не менее, это было так.

Зато Ваську после этого случая словно подменили. Казалось, она взвешивает каждое свое слово, каждый жест, каждое движение, все больше предпочитая отсиживаться в своей комнате. Она бы там все время проводила, если бы не Лазарев, которому было категорически плевать на ее желание уединиться. Как всегда бесцеремонно залетал к ней и вытаскивал на свет белый, пропуская мимо ушей недовольное ворчание.

Когда Чу была с ними, то старательно держала доброжелательную непроницаемую маску. Вроде такая же как обычно, но Тимур видел… даже нет, не так. Не видел. Чувствовал, что она играет, прикрывается, пытаясь скрыть от посторонних глаз то, что происходит у нее внутри.

Как ни странно Никита этого не замечал. Или не хотел замечать, или не предавал значения, или делал вид, что не придает значения. Не поймешь, тоже любитель конспирации. Но Лазарев волновал мало, а вот что творилось с Василисой? Это вопрос не давал покоя. И чем дольше об этом думал, тем сильнее тянуло где-то под ребрами.

Эти ее грустные взгляды, искусанные губы, отрешенное, задумчивое молчание. И спросить хочется, в чем дело, и чутье подсказывает, что правду все равно не скажет. Но почему-то где-то на уровне подсознания, на уровне того же чутья, казалось, что из-за него. Тот жест на кухне, после ухода пристава, когда подошла сзади и обняла, прижавшись лбом к спине, показал, что ей не все равно. Далеко не все равно. Может, в тот момент она и сама это поняла, и теперь прячется, недоумевая, как такое могло случиться.

Глупые предположения, возможно не имеющие под собой никаких реальных оснований, но от них невольно в груди становилось теплее, и кровь разгонялась в жилах.