Жаркий июль

Старик смотрит на меня с надеждой и тревогой, конечно, переживает, даже руки трясутся. Он еще не знает о машине сына, и мне не хочется наносить ему этот удар.

Проходим в комнату, в которой, очевидно, жил сын: одну стену занимают стеллажи с книгами, на письменном столе сувениры из Алжира, тахта, застланная гуцульским покрывалом.

Старик садится на тахту, а я устраиваюсь на стуле за столом. Теперь мне надо разговорить его, чтобы держался непринужденно, - осматриваюсь вокруг и говорю:

- Удобная квартира, уютная. Дом арсенальский?

Мне не следовало об этом спрашивать, потому что уже знаю, что арсенальский: Микола, шофер Каштанова, живет в этом районе, и успел проинформировать меня.

- Арсенальский, - кивает дед, и морщины на его лице разглаживаются. Сразу видно, что воспоминание о заводе ему приятно. - После войны строили, и редко кому давали отдельные квартиры, но нам!.. Еще мой отец был жив, а он на "Арсенале" с начала века.

- А вы?

- Всю жизнь. Вот ушел на пенсию.

- Арсенальская династия?

- Стало быть. Хотел, чтобы и Женя. Однако так уж вышло...

- Конструктор - это перспективно.

- Будто на "Арсенале" конструкторы не нужны! - не соглашается со мной старик. - А он - в Алжир, теперь - институт. Скоро на заводе некому будет работать.

- Позовут пенсионеров, - шучу я, но старик не принимает этой шутки.

- А что! - он выпятил грудь. - Мы еще можем!

- Не надо, - засмеялся я, - отдыхайте, молодых у нас еще ого-го!

- Легкомыслие одно, - пробормотал он. - Вот и мой Женька... Однако, забеспокоился, - что-нибудь случилось?

Я не стал успокаивать его. Спросил:

- Ваш сын давно из Алжира?

- С полгода.

- Машину купил на сертификаты?

- Да.

- Новенькая?

- Еще обкатывает. Три тысячи наездил.

- Уехал двенадцатого июня?

- Утром. В Алушту.

- Скажите, Максим Сидорович, ваш сын часто писал из Алжира?

- Не так уж и часто, одно-два письма в месяц...

- И вас не удивило, что из Алушты не получили ни одного?

- Так то из Алжира, а из Алушты о чем писать?

- Ну, что благополучно доехал, хорошо устроился... Была куда-нибудь путевка или просто так?

- Нет, дикарем. Женя хотел поездить по Крыму: интересно, знаете, машина новая.

- Какого цвета?

- Белая-белая, как снег.

- А вы просили его писать?

- Наказывал: как приедешь, обязательно напиши.

- В Алуште были у него знакомые или рассчитывал на автостоянку?

- Говорил, там платная стоянка у самого моря. Если не устроится, то в Ялту или в Севастополь.

- Много вещей взял с собой?

- Не очень. Ну, чемодан да еще магнитофон... Японский у него, - не удержался, чтобы не похвастаться, - там, за границей, купил.

- Никуда не собирался заезжать?

- Говорил: на следующий день - в Крыму.

- А может, девушка?..

- Если бы так... - махнул рукой Максим Сидорович. - Жене уже под тридцать, а не женат. Я ему: так всю жизнь прозеваешь, вон какие по Крещатику шлендрают, а он: успею. Не очень интересовали его девчата.

- А Женя их?

- Почему бы нет? Парень, хотя и помешался на чертежах, собою видный, весь в мать, а она в первых арсенальских красавицах ходила. Рано померла, когда Женя десятый кончал. Не успела и сыном погордиться.

Я подумал: неизвестно, что тяжелее: не успеть погордиться сыном или пережить его, а боль, которую, возможно, узнает этот симпатичный старичок, будет невероятной. Спросил:

- Значит, кроме японского магнитофона, у вашего сына никаких ценных вещей не было?

- Одежда, - ответил старик, - летняя одежда, всякие там трусы, майки... Ну, свитер на всякий случай...

- Какой фирмы магнитофон, не помните?

- Почему не помню, я все помню. "Соня" - вот как! Женя еще говорил: один из лучших магнитофонов в мире, но что же это за лучший, когда испортился?

- Что же с ним случилось?

- Я в этом не очень... Со звуком что-то. Женя хотел в Крыму где-то починить.

Я попросил Максима Сидоровича показать фотографии сына. Он охотно засеменил в соседнюю комнату, притащил альбом с аккуратно заправленными снимками. Их было тут много, начиная от голого младенца и кончая алжирскими: Евген Максимович в шортах и расстегнутой рубашке на фоне какой-то экзотической растительности, потом в трусах на берегу Средиземного моря.

Отобрав две фотографии, я попросил старика одолжить их нам - нужны для розысков его блудного сына; как только найдется, вернем.

Посеяв таким образом зерно надежды в стариковской душе, я распрощался с Максимом Сидоровичем далеко не так оптимистично настроенный, как он.

Следующий визит - в районную автоинспекцию. Здесь начинаются операции, связанные с продажей автомобилей, здесь машины должны пройти технический осмотр, после чего их владельцы получают соответствующий документ для городской ГАИ. Итак, две недели назад, а точнее четырнадцатого июня, здесь видели Евгена Максимовича Бабаевского или человека, снимавшего с учета его "Волгу". Я даже знаю, кто именно видел этого человека: на справке, которая хранится в городской ГАИ, стоит подпись автоинспектора - младшего лейтенанта Павла Харченко.

Младший лейтенант предупрежден о моем посещении и, хотя сегодня ему тут нечего делать, скучает в темноватой комнате, заставленной обшарпанными столами и шкафами с картотекой и номерными знаками.