Жаркое лето сорок второго

Из прежнего штабного руководства остались единицы, чье звание не превышало майорского. Естественно, их голос не мог тягаться с голосами полковников и генералов XXX корпуса, чье членство в новом составе штаба армии было преобладающим. Стоит ли удивляться, что все они в один голос заявили о необходимости предпочтения южного варианта северному. При этом приводился один и тот же аргумент в различных вариациях.

– Противник уже привык к тому, что наступаем на его северные укрепления и сосредоточил там свои основные силы. Поэтому мы терпим постоянные неудачи на этом направления, и новое наступление там вряд ли принесет нам успех. Более перспективно южное направление. Согласно данным разведки, русские частично ослабили это направление, перебросив часть соединений в район Мекензиевых гор, что дает дополнительные шансы на успех при наступлении на Сапун-гору. В случае её взятия ничто не помешает нам продолжить свое наступление на Инкерман и район Английского кладбища, а это уже сам Севастополь, – утверждал новый начальник штаба армии генерал-майор Ранке, и его мнение полностью возобладало на этом совещании.

«Южане» победили «северян» не только благодаря численному превосходству и обилию золотого шитья на погонах, не последнюю роль сыграл в принятии окончательного решения и личностный фактор.

Все время штурма Севастополя Манштейн постоянно принижал командующего XXX корпусом, возвышая свое эго. Это была вполне понятная «генеральская» игра, в которую с удовольствием играли и гении военной мысли, и простые аристократические трудяги, получавшие свои ордена и звания не за блистательно одержанные победы, а за преданность и правильность исполнения полученных сверху приказов. Поэтому, воспользовавшись случаем, Фреттер-Пико с легкостью отправил в корзину все планы своего гениального предшественника, заменив их решением, одобренным военным советом армии.

Чтобы сохранить от противника в тайне свои намерения, в течение всего двадцать шестого июня и первой половины следующего дня немцы наносили удары как по северной части обороны Севастополя, так и по её южной части. «Карлы», «Гамма», «Дора» и зенитки привычно громили форт «Сталин», батарею Александера и «Белый утес», тогда как гаубицы и минометы с яростным усердием обстреливали советские позиции на Сапун-горе и Федюнинских высотах. Все было как обычно, но все же маленький ключик к разгадке намерений врага генерал Рокоссовский разглядел в действиях авиации противника. Заслушивая на вечернем совещании доклады подчиненных, он обратил внимание, что основная часть самолетов противника бомбили укрепления именно второго сектора обороны.

– Что вы по этому поводу думаете, Иван Ефимович? Господин Манштейн изменил свои наступательные планы или пытается таким образом ввести нас в заблуждение? – спросил он генерала Петрова.

– Мне кажется второй вариант, товарищ командующий. Путают нас фашисты. Пытаются таким образом ослабить наш северный кулак, – высказал свое мнение Петров, но у генерала Казакова было иное мнение.

– Слишком затратный и не совсем эффективный способ ввести нас в заблуждение. А вдруг мы не поймем их хитрый ход и не пойдем у него на поводу, а время поджимает.

– Поджимает, если верны данные нашей разведки о переброске корпуса Рихтгофена на материк. А если это не так и генерал Петров прав?

– Зная, какого невысокого мнения немцы о наших боевых способностях, они бы наверняка для страховки подбросили нам перебежчика с самыми достоверными сведениями о грядущем ударе с юга. На месте противника я бы так примерно поступил.

– Что скажет нам по этому поводу разведка? Что нового с полей? – быстро отреагировал на слова Казакова командующий.

– Ровным счетом ничего, товарищ командующий, – сокрушенно развел руками начальник разведки, – перебежчиков не было, а наши наблюдатели не зафиксировали перемещения немецких войск с севера на юг.

– Вполне возможно, что именно этой ночью перебежчики и появятся. Но раз их нет, вопрос остается открытым. Что будем делать?

– Я категорически против переброски каких-либо соединений на юг, – решительно заявил полковник Шадрин. – Мы с таким трудом восстановили контроль над главной линией обороны, что ослабление моего сектора – это игра немцам на руку.

– Я также против ослабления моего сектора, товарищ командующий, – подал голос начальник третьего сектора генерал-майор Коломиец, чем вызвал усмешку на губах Рокоссовского. В ожидании аналогичного протеста он посмотрел в сторону командующего вторым сектором полковника Скутельника, но тот промолчал, справедливо полагая, что командующему виднее.