Жаркое лето в Берлине

Мать, поднеся пальцы к губам и не сводя умоляющего взгляда с Джой, покачала головой.

— Год или два — срок небольшой для вас и ваших родителей. А в жизни наших родителей… — и он пожал плечами, замолчал, развел руками, желая движением выразить то, что не мог сказать.

Джой была тронута. Такие речи на нее действовали. Она переводила взгляд с умоляющего лица матери на отца, чопорного, застывшего в своей строгой позе. Но в его глазах, когда он взглянул на Джой, а затем на Хорста, сквозила тревога.

— Когда вы так говорите, я теряюсь. Решать должен Стивен.

— А если он решит остаться, вы не будете возражать?

— Нет.

Хорст выпрямился, он явно торжествовал победу.

— И вы постараетесь уговорить его?

Джой отрицательно покачала головой. Хорст встал, не скрывая своего раздражения, словно его терпение лопнуло. Джой взглянула на него.

— Знаете, Хорст, по-моему, вы все еще считаете Стивена пятнадцатилетним мальчиком, каким вы его видели последний раз и которым можно было помыкать. Но теперь он уже мужчина и должен сам принимать решения, тем более в таких важных вопросах, как этот.

Хорст рассмеялся своим грудным, раскатистым смехом.

— Разве Штефан говорил вам, что я помыкал им?

— Нет, но это и так видно.

Он опять рассмеялся.

— Ну, если и так, то чуть-чуть. Но я готов согласиться с вами, он уже мужчина, настоящий мужчина. Не думайте, что я недооцениваю вашего влияния на него. — Он вопросительно посмотрел на Джой, и губы его тронула насмешливая улыбка: — Джой, вы замечательная женщина!

— Да неужели?

— А разве мой брат не говорил вам этого?

— Не говорил. Возможно, потому, что он знает меня лучше, чем вы.

— Нет, не потому! Штефан всегда был чересчур занят собой, чтобы разбираться в людях.

— Я вижу, вы не знаете, каким он стал! Мой отец иногда упрекал Стивена, что у него слишком уж общественная натура. Просто ужас, как серьезно он относится к своей работе в комитете по благоустройству. В прошлом году, когда у нас вспыхнули лесные пожары, он не щадил себя по борьбе с ними.

— И все же я остаюсь при своем мнении: вы замечательная женщина. Я ему завидую. Я впервые встречаю такое сочетание интеллекта и красоты в одной женщине.

Льстивые речи Хорста приятно щекотали самолюбие Джой, но она инстинктивно чувствовала, что он преследует какую-то цель. И она облегченно засмеялась, когда он печально сказал:

— Принимайте меня таким, какой я есть: старый, одинокий холостяк.

Разговор прервала мать.

— Выпейте еще чашечку, дорогая Джой. Ведь я знаю, какая вы чаевница.

Хорст был явно недоволен тем, что прервали разговор.

Подавая Джой чашку, он спросил:

— Но все же, что вы скажете на этот счет?

Джой, помешивая ложечкой чай, кинула на него взгляд из-под своих длинных ресниц. — Повторяю, насчет этого поговорите со Стивеном.

Хорст с трудом сдерживал свое нетерпение.

— Отец уже говорил насчет этого со Штефаном. А Штефан сказал, что все зависит от вас. Разве он не советовался с вами?

Джой колебалась. Она сердилась на Стивена, ведь он поставил ее в неловкое положение, не рассказав ей о разговоре с отцом. Чтобы как-то вывернуться, она ответила:

— Мы лишь мимоходом коснулись этого вопроса, но я так и не поняла, в чем, собственно, дело.

Она не умела лгать, и ей показалось, что Хорст понял это.

Обменявшись с отцом несколькими фразами, он наклонился к ней и, понизив голос, словно доверяя ей тайну, сказал:

— Отец согласен со мной, довольно говорить обиняком. Не так ли? Прошу извинить, если я употребил неточную идиому.

Просьба обезоружила ее.

— Вы умная женщина, и мы уверены, что вы поймете, в чем суть нашего предложения Штефану. Говоря откровенно, отец и вся наша семья хотели бы доверить ему управление всеми предприятиями фон Мюллеров.

Он замолк, давая ей время вникнуть в смысл его слов. Но Джой молчала, и он, кусая губы крепкими зубами, рассматривал свои сомкнутые руки.

— Когда-то мы прочили на этот пост Карла, — сказал он, и голос его прозвучал глухо.

Отец заерзал в кресле. Хорст взглянул на семейный портрет над секретером матери, с которого смотрело мальчишеское лицо Карла. — Но Карла убили под Сталинградом.

На какое-то мгновение ей приоткрылось подлинное лицо Хорста, без маски любезности, жестокое и свирепое.

— Отец возлагал надежды на меня, но я человек военный, преданный своей профессии. Остается один Штефан.

Он пристально посмотрел на Джой. А в глазах отца, казалось, сосредоточилась все могучая воля его тучного тела, чтобы сломить Джой. Мать, оперев рукой голову, сидела с опущенными глазами.

Хорст продолжал серьезно:

— Как будто самой судьбой Штефану предназначено занять это место. Сентиментальным мальчиком, мечтавшим стать адвокатом, он по независящим от него обстоятельствам был заброшен в другую часть нашей планеты, а возвращается он обогащенный опытом, с квалификацией, которая представляет огромную ценность в связи с нашими планами расширить дело.

Он вопросительно посмотрел на отца. Старик закивал головой.

Хорст продолжал: