Жаркое рождество в Дубае

Поэтому директор фирмы «Столичные огни» нудно и монотонно жует свою невразумительную жвачку на английском. А Полянский дожидается удобного момента и надеется, что он наступит раньше, чем жвачка иссякнет. К счастью, так и произошло.

Махмуд вышел, один из арабов пошел следом, второй увлеченно говорил по телефону.

– Однажды мой соотечественник уже заключал с вами подобный контракт, – вставил я в бессмысленный словесный поток ключевую фразу. И добавил: – Его звали Константин…

Под таким именем Анри знал бедного Олега Павловского.

– Но это было давно, я понимаю, что обстоятельства могли измениться…

Как профессиональный вивисектор, я впился взглядом в лицо собеседника.

Потребовалось несколько секунд, чтобы смысл сказанного пробился сквозь пелену безразличного равнодушия. Ахмед Табба вынырнул из глубин самого себя. С таким обреченным отчаянием выныривает на поверхность выдернутая тралом глубоководная рыба.

Мышцы лица окаменели от напряжения, шторки на глазах мгновенно раздернулись. В глубине зрачков страх бился с надеждой на простое совпадение слов и имен. Мало ли на свете Константинов… Брось, Анри, не строй иллюзий – ты достаточно долго занимался шпионажем, чтобы уяснить: в этом деле не бывает ни случайностей, ни совпадений!

– Но вы можете быть уверенными в нашей платежеспособности, наша фирма располагает значительным имуществом, уже сейчас мы завезли компьютеров и средств связи на пятьдесят тысяч долларов, а в ближайшие дни активы утроятся, – я продолжал впустую сотрясать воздух, укрепляя зыбкую надежду агента. Для того, чтобы разбить ее вдребезги, окончательно и бесповоротно.

– К тому же, – я сделал паузу. – В пустыне путника приветливо встречают у каждого оазиса.

Это был пароль. Наступил момент истины. Ахмед Табба мог вызвать полицию, мог послать меня на три буквы или на все четыре стороны света, а мог превратиться в Анри.

Ситуация моделировалась в Центре по всем правилам теории игр, проигрывалась на компьютере с учетом известных нам факторов, и получалось, что шансы на успех составляют от шестидесяти до семидесяти процентов. Показывая компьютерную распечатку, Иван хлопал меня по плечу и оглушительно хохотал: «Ну вот, Маша, а ты боялась!»

Но здесь, «на холоде», как называется поле боя нелегального разведчика, даже если оно находится в жаре аравийской пустыни, тридцать—сорок процентов на неудачу воспринимаются совсем не так оптимистично, как в Москве. Особенно принимая во внимание роль неизвестных факторов, которых за семь лет могло накопиться немало. Если же учесть, что задница Ивана осталась на родине в комфортабельном кабинете, а моя находится в полной юрисдикции эмиратских властей, то ясно, кому из нас процент вероятного провала кажется мизерным, а кому – неоправданно большим.

Правда, предъявить обвинение мне практически невозможно. К тому же, если я через час не позвоню в посольство, то русского бизнесмена Горина начнут искать соотечественники. А они знают, откуда начинать поиски. Но… Силовое задержание, тюрьма, допросы, «детектор лжи», а возможно, и «сыворотка правды» – все это не способствует укреплению здоровья и нервной системы. К тому же неизвестно, как развернутся Миша и его посольские коллеги. Вдруг им «не представится возможным» сделать что-нибудь для моего освобождения!

Ахмед Табба сидел неподвижно, словно каменное изваяние. Только капли пота катились из-под клетчатого платка, нарушая представление о твердом сухом камне. Да выпученные глаза лихорадочно блестели, что у статуй, как правило, не наблюдается. Он явно не знал, что делать. Естественная реакция агента меня обрадовала: значит, местная контрразведка не входит в число неизвестных Центру факторов, определяющих поведение Анри.

Второй араб продолжал говорить по телефону. Я чуть понизил голос.

– Очевидно, мне надо представить дополнительные документы. А не поужинать ли нам сегодня в «Гранд Хайятте»? Там все и обсудим…

Менеджер качнул головой и промокнул потный лоб платком из тончайшего батиста.

– Завтра в два верблюжьи бега. Советую посетить, туристам это всегда интересно.

Окаменелость лица прошла, глаза приняли обычное выражение, пот перестал заливать глаза. Передо мной сидел активизированный Анри.

* * *

Засыпанные снегом серые скалы, россыпи валунов, заснеженные ели в огоньках рождественских гирлянд, подвесная канатная дорога с креслами на три человека… Народ поднимается в гору, а потом сверху несутся лыжники, из ледового желоба вылетают сани, по желобу поменьше скатываются дети на ярких пластиковых матрацах… Я бывал на Чегете, в австрийском Интерлакене и в швейцарском Андерматте – все очень похоже. Изображаю глуповато-удивленную улыбку, мотивированно осматриваюсь по сторонам…

Но «хвоста», сопровождавшего меня от самого «Этисалата», не вижу. Неужели он остался у входа? Самое умное – именно так и поступить. Но преследователь не вел себя особенно умно: довольно грубо шел по пятам, когда я взял такси, он почти открыто вскочил в следующее и ехал следом, даже не пытаясь выдержать дистанцию приличия…