Жасминовые ночи

– Они поют вот так… – Он сдавленно замяукал, словно тонущий котенок. – А я хочу, чтобы ты делала так… – Он оскалил желтые зубы, раскрыл огромный рот, оттянув назад язык, и испустил такой великолепный рев, что забрызгал слюной и Сабу, и свой клетчатый жилет, вечно посыпанный пеплом. – Ради Христа, девочка, наберись храбрости и исправь свою ошибку, черт побери. – Где-то рядом ахнула мать: «Ругаться! При ребенке!» – Иначе ничего хорошего не получится.

…Пианист заиграл первые негромкие аккорды песни «Господь, благослови дитя». Саба собралась с духом, стараясь не глядеть на бледные и усталые лица сотрудников ЭНСА и на скучающую стенографистку, и запела. На долю секунды она вобрала в себя огромный зал с пробитым бомбой потолком, на котором кое-где уцелела позолота, с рядами пустых кресел, прониклась магией и славой знаменитого театра, а потом вся растворилась в песне.

Допев до конца, она взглянула на аудиторию и не увидела в ней никакого движения. Только Арлетта подняла кверху оба больших пальца и зааплодировала.

Дом, испуганный и сбитый с толку, тоже сидел и слушал. Его сердце учащенно билось. В тот первый раз, когда Саба пела в госпитале, он был страшно уязвим, его жизнь была почти что на нулевой отметке, а от Сабы так приятно пахло яблоками, и вся она была такая юная и красивая.

И вот она снова пела, на этот раз на старинной сцене, рискуя всем, в отчаянном порыве – или, может, так ему почудилось? Такая смелая, такая чистая, она собралась с духом и как бы метнулась в полутемный зал, где с карандашами и блокнотами сидели эти скучающие мужчины в мундирах цвета хаки.

Там, в одиночестве, на темном балконе он испытывал жуткую опустошенность. Как глупо с его стороны, что он написал ей – ведь она принадлежала всем и не принадлежала никому. Но вот опять она затронула в нем какую-то грубую часть его натуры, которую он обычно старался прятать поглубже. И хотя он всегда знал, что не любит Аннабел или любит недостаточно сильно, его все же потрясла ее измена, нанесла удар по его самолюбию. Он остро чувствовал, как все вокруг изменчиво и ненадежно.

– Мисс Таркан, у вас есть что-нибудь еще? – спросил кто-то из комиссии. Тогда она спела «Туман застилает твои глаза» и услышала, как стенографистка тихонько всхлипнула. После этого в ее душе зашевелилась надежда на то, что после всех треволнений, может, все закончится благополучно.

Она исполнила последнюю песню, «Мази»[34], и, допев, со слезами на глазах посмотрела в партер. Этой песне ее научила Тан; они с отцом пели ее во дворе.

Один из безымянных мужчин встал, достал платок и вытер лысину. Потом искоса взглянул на Сабу, словно на неодушевленный предмет.

Пианист улыбнулся впервые за весь день.

– Сейчас перерыв на ланч, – объявил лысый. – В три мы посмотрим «Банановых Братьев», потом Арлетту. В четыре мы опять встретимся с вами и сообщим наше решение.

Они перекусили в «Сиде», скромном кафе с запотевшими окнами, среди посетителей в военных мундирах. Комплексное меню включало в себя крепкий чай в массивной белой чашке, котлету из говяжьей солонины с сероватым картофельным пюре, консервированный зеленый горошек и вместо пудинга слоеное пирожное с кремом. Во время ланча явились «Банановые Братья» – поджарые атлеты лет сорока.

– О-го-го, какие люди! – воскликнула Арлетта; казалось, она знала всех. – Вы только поглядите, кто пришел! – Она расцеловала в щеки всех «братьев» и познакомила их с Сабой.

– Это Лев, а это Алекс. – «Братья» галантно поклонились. – А этого малыша, – она показала на парня помоложе, с крашеными, невероятно черными волосами, – зовут Богуслав. – Он театрально опустил веки и поочередно поднес к губам руки Арлетты и Сабы. – Но ты все равно не запомнишь, – добавила она. – Так что зови его Бога, или Боггерс, или Бога Браш.

Арлетта пояснила Сабе, что они когда-то работали вместе в Бристоле, в пантомиме.

– И они вели себя там кошмарно. – Прищурив зеленые глаза, она взглянула на них словно львица, собирающаяся ударить лапой своих львят. Акробаты усмехнулись, им это нравилось.

Бога был красивым парнем с волевым подбородком и выпуклыми мышцами, какие чаще можно видеть у породистых лошадей. Он сел возле Сабы и заправил за воротник салфетку. Когда подошла официантка, он заказал кусок фруктового пирога, но отказался от говяжьей котлеты, пояснив, что они показывают после ланча свой номер, а он не любит делать что-либо на полный желудок. При этом он заглянул в глаза Сабе, словно намекал на что-то еще.

Арлетта налила всем чай из закопченного эмалированного чайника.

– Я надеюсь, что мы все пройдем, и надеюсь, что нам светит Мальта, – сказала она. – В прошлый раз там было приятно.

– Так вы никогда не знаете, куда вас направят? – Саба положила нож. Она пыталась не подавать вида, что робеет.

– Никогда, – подтвердила Арлетта. – Это всегда полная неожиданность, что мне и нравится.