Жасминовый дым

Сейчас, в свете керосиновой лампы, вспоминать поездку в Париж было почему-то особенно уютно. И – спокойно. Может быть, потому что тогда же, в конце девяностых, приехав в деревню повидать дальнюю Людмилину родню, мы, бывавшие здесь и прежде, обострённым после парижского вояжа зрением вдруг увидели поразительную красоту этих мест.

С холма, увенчанного земляным валом правильной формы (когда-то здесь, утверждают краеведы, было древнерусское городище), видны синеющие в Заречье заповедные лесные дали; речная излучина внизу серебрится в просторной зелёной пойме, окутанная голубой дымкой; а в мае здешние берега Клязьмы охвачены белым пожаром цветущей черёмухи – её аромат душистым половодьем затапливает единственную деревенскую улицу, состоящую из полусотни домов.

Один из них мы – спустя год – и присмотрели.

И однажды поняли: свой дом на своей земле – это не столько материальная, сколько духовная субстанция. То, что преобразует человека. То, что пропитывает его душу силой и желанием жить, какой бы невыносимой иногда ни казалась жизнь.