Жасминовый дым

…Вечер этого дня тоже был длинным. Я выходил в темноте к нашей старой яблоне. Её длинные ветки, потрескивая, клонились к земле под тяжестью наливающихся антоновок. Сквозь её листву мерцали яркие звёзды. Они время от времени, как это бывает в августе, срывались, перечёркивая небо острой полоской света. Но из-за этих падений звёзд в небе меньше не становилось.

Домой нам пора

25 августа 2009 г.

…Какие открытия иногда делаешь, никуда не выезжая! Не хлопоча о билетах и визах. Сидя дома без света, с керосиновой лампой.

Мы в деревне. Людмила в углу дивана, с книгой, я в кресле у внезапно замолкшего телевизора – вырубился свет, опять то ли замкнуло, то ли где-то что-то оборвалось. Дело для деревни обычное.

Садилось солнце – било горизонтальными лучами в окна сквозь тюлевые занавески. Золотило стены, обшитые вагонкой (цвет липового мёда). Подумал: мы с Л. две угомонившихся пчелы в улье. А молодые и шумные – Наташа с Димой и Санькой – улетели в Москву. По своим пчелиным делам.

Тихо в доме. Наверное, поэтому разговариваем вполголоса. О набоковском «Даре», который Л. любит в деревне перечитывать. О том, до какого кольца упал нынешним летом уровень воды в колодце. О надломившейся ветке старой яблони – тучный в этом году урожай. О театре «Современник», куда после возвращения из деревни мы – по традиции – обязательно наведываемся.

Уходит солнце, тускнеет за окном небо. Сумрак заволакивает дом. Зажигаем керосиновую лампу. И по нечаянно-капризному сцеплению ассоциаций Л. вспоминает Париж, где мы были больше десяти лет назад – в конце девяностых. Где-то в кафе, кажется, на улице Лафайет, Л. видела такую же, как у нас, стилизованную под старину лампу. Только она, конечно, была электрической.

Мы были там, в Париже, в каком-то экстатическом состоянии. Особенно – в первые дни. Почти с детским простодушием радовались, узнавая знакомые по книгам и фильмам улицы, площади, картины в Лувре, набережную Сены, Монмартр. Бродили по Елисейским Полям с ощущением, будто вот сейчас, у нас на глазах, материализуется собственный сон. А у Эйфелевой башни, куда добрались только на третий день, Л. вдруг, будто опомнившись, вскрикнула удивлённо:

– Мы – в Париже!!!

Нет, к этому моменту мы не первый раз оказались за границей. До Парижа был Сан-Франциско с калифорнийскими зелёно-жёлтыми пейзажами (столь любимыми Голливудом, настойчиво демонстрирующим их всему миру), но такого, как в Париже, эффекта узнавания, встречи с чем-то близким, не было. По Версалю мы ходили – хоть и с экскурсоводом, но – как по своему дому; сфотографировали в окно проливной дождь и вспыхнувшую потом над королевским парком роскошную радугу («Как у нас, над Клязьмой!» – сказала Л.); на Монмартре, разглядывая галерею картин уличных художников, конечно же, заявили друг другу, весьма довольные своей наблюдательностью:

– Такая же у нас, на Арбате!