Жасминовый дым

Странная птица. Несколько лет назад вдвоём с Санькой, дочкой моей дочери, отважной девчонкой, не побоявшейся ни комаров, ни зарослей крапивы, мы, осторожно спустившись с крутого откоса к реке, пристроились возле густого ивового куста, наполовину погружённого в воду, и минут пять, негромко переговариваясь, взмахивали удилищами. А когда Санька с громким «Ах!» выдернула из воды своего первого окунька, с другой стороны куста вдруг шумно выросли громадные (так нам показалось!) серо-сизые крылья, змеиная шея, увенчанная маленькой головой и длинным клювом, мелькнули тонкие длинные ноги, и цапля, всё это время промышлявшая свою добычу в трёх шагах от нас, вырвалась, будто ею выстрелили, из зарослей в небо. Там, в небе, она, перелетая на другой берег Клязьмы, так же аккуратно сложила узлом шею и спрятала в брюшных перьях сложившиеся рядком ноги.

Почему, такая осторожная, не улетела сразу? Неужели выжидала – не уйдём ли? Мы же (знает ведь!) не так терпеливы, как они, цапли, всю свою жизнь наблюдающие за нами, людьми, суетящимися на берегу. А может, мы ей были интересны (льщу себя таким предположением)? Наверняка же все те звери и птицы, рядом с которыми мы обретаемся, вынуждены изучать нас, опасаясь нашей хищной безудержности и непредсказуемой вздорности.

Я катил велосипед, обременённый сумкой, по берегу Клязьмы, смотрел на снующих стрижей – они словно ткали прозрачное покрывало над серебристой рекой. Закидывал удочку с крутых обрывистых берегов в омутки, блестевшие завораживающе медленными воронками водоворотов. Выуживал время от времени бойких пучеглазых ершей и серебристо-узких вёртких верхоплавок, не подозревая, что меня ещё ждёт в этот августовский день.

Подхожу к молодому сосняку, подступившему вплотную к Клязьме, и замечаю: слева от меня, на открытом лугу, довольно далеко что-то ворохнулось – что-то неясно чёрное и потому тревожное. Останавливаюсь. Видно плохо. Ясно одно: там две крупных птицы. Нет, не грачи, во много раз больше.

Почему на открытом месте? Может, подстрелены?