– Она свято верила в перерождение душ. И, умирая, говорила, что мы обязательно снова встретимся. Кто знает, друг мой, кто знает… Надежда – самый долгоиграющий ресурс. Может быть, когда-то. Может быть…
Мы оба замолчали, думая каждый о своем. Таким Эрика знали немногие. Трагическая история его недолгой семейной жизни была известна многим, но без подробностей. А вот имя его погибшей супруги не знал даже я. Для большинства же он оставался суровым, хладнокровным и бесстрашным воином, которого ничто не способно сломить. Эрик нравился многим женщинам, но производил впечатление свободолюбивого мужчины, которому неведомы привязанности. Развеивать этот создавшийся вокруг своей персоны миф мой друг не спешил.
– К-а-а-к упои-и-и-ительны в Росси-и-и вечера-а-а! – раздался рядом с нами хриплый пьяный голос, нарушив повисшую тишину, после чего продолжение песни подхватили товарищи первого «солиста».
– Мне, между прочим, нравится эта песня, – пробормотал Эрик, посмотрев в сторону поющей компании.
Мимо нас не спеша прошла та самая группа изрядно выпивших мужчин неопрятного вида. Один из них, ступая нетвердой походкой, замедлил шаг и обратился к нам. Да так обратился, что у меня от изумления вырвался смешок. Неожиданно от гражданина, похожего на бомжа, слышать такой высокий слог:
– Пардон, месье, не будете ли вы столь любезны поделиться сигареткой со старым философом?
Эрик в ответ развел руками.
– Сожалею, месье, я бы охотно поделился с вами, но мы с другом не курим.
– Спортсмены, что ль? – задал новый вопрос пьяный незнакомец.
– Ага, – ответил Эрик, сдерживая улыбку. – Гандболисты.
Я еле удержался, чтобы не рассмеяться.
– А-а-а, я так и понял, – заявил разговорчивый философ. – Вон какие вы здоровые, плечи, наверное, в дверь не проходят.
Мы с Эриком переглянулись, старательно сдерживая смех.
– А почему вы, господа, так странно одеты? На дворе вроде бы двадцать первый век, а не девятнадцатый.
Какой-то любопытный товарищ нам попался.
– А это у нас, кроме спорта, хобби такое, – ответил я. – Мы по вечерам занимаемся в театральном кружке. Сегодня вот новую постановку репетировали.
– А-а-а… Ишь ты, какие разносторонние! – похвалил нас незнакомец.
– А че ты хочешь, Михалыч, у нас тут культурная столица, епть, а не хухры-мухры! – заметил один из дружков нашего незнакомца.
– Ладно, господа, за сим я откланяюсь, меня ждут великие дела. Успехов в спорте и творчестве, – попрощался с нами этот философ и, присоединившись к друзьям, снова затянул во все горло «Как упоительны в России вечера».
– Уж упоительны так упоительны. Некоторых прямо-таки упоили, – пробормотал я себе под нос.
Послышалось хихиканье Эрика. Все-таки не сдержавшись, я захохотал в голос, и Эрик составил мне компанию.
Всю ночь напролет мы бродили по Петербургу, но едва забрезжил рассвет, я отправился в аэропорт.
– Передавай привет супругам Ренальди, – крикнул мне Эрик на прощание.
– А ты брату и его супруге, – ответил я. – Теперь, приезжая на Эсфир, знай, что тебя ждут в гости не только на севере, но и на юге.
Мне не хотелось оставлять свой земной особняк пустующим или продавать его, и я предложил Алессио и его супруге перебраться в этот дом. Алевтина была в восторге от моего предложения – стильный особняк ей давно пришелся по душе.
В один из дней, забирая по просьбе Али ламбрекены из салона штор, я столкнулся на парковке с мачехой Эмилии. Сюрприз пренеприятнейший, и у меня не было желания скрывать свою ненависть к этой женщине. Я был уверен, что она не пройдет мимо, и не ошибся. Приблизившись, она заговорила прямо и без предисловий:
– Что-то мне кажется, ты знаешь, где она находится.
– Когда кажется, креститься надо. – Я демонстративно отвернулся и сделал вид, что поправляю пакеты в багажнике своего авто.
– Отвечай мне сейчас же, ты знаешь что-нибудь о том, где может находиться эта мерзавка?
Услышав, как она обозвала мою нитар, я почувствовал, как во мне закипает ярость. Сердце ускорило ритм, и клыки коснулись нижней губы. Ах ты, дрянь такая! Руки чесались свернуть ей шею и разодрать горло.
Сделав над собой усилие, я смог взять себя в руки и, повернувшись лицом к Анне, смерил ее презрительным взглядом.
– Если ты хочешь найти мерзавку, то для этого тебе достаточно просто поглядеть в зеркало.
Не желая больше ни минуты оставаться рядом с этой стервой, я сел в машину.
– Ты точно что-то скрываешь, я говорила полиции об этом, но они меня словно не слышат, – язвительно сказала Анна.
– Единственное, что мне приходилось скрывать все это время, – это ненависть к тебе и твоему муженьку-подкаблучнику, который спокойно наблюдал за тем, как мучают его собственное дитя. Ты – бездушная садистка, и, будь моя воля, я бы тебе сердце вырвал. Если оно, конечно, у тебя есть, в чем я сильно сомневаюсь. Вы оба просто ничтожны, – бросил я ей в лицо последнюю фразу и завел автомобиль.