Жатва

Дверь широко распахнулась, и в палату ввалилась целая толпа посетителей. Родители, родные и двоюродные братья и сестры, дядья и тетки. Они притащили целый лес шаров, надутых гелием. В палате выразительно запахло жареной картошкой из ближайшего «Макдоналдса». Обступив постель Джоша, родня обнимала его, целовала и обменивалась восторженными возгласами.

– Ты посмотри на него… Как замечательно выглядит… Совсем здоровый парень…

Джош глуповато улыбался. Ему нравились эти знаки внимания. Он даже не заметил, что Вивьен деликатно отошла в сторону, освобождая место для шумной армии О’Деев.

– Джош, смотри, кого мы с собой привезли! Дядю Гарри из Ньюбери. Уж он-то знает все про видеомагнитофоны. Гарри, ты сможешь разобраться?

– Конечно. Всем соседям подключал. И с этим разберусь.

– Гарри, а ты взял те шнуры? Ты посмотри в мешке. Вдруг дома оставил?

– Думаешь, я могу забыть шнуры для Джоша?

– Джош, здесь три суперпорции жареной картошки. Тебе уже можно есть жареную картошку? Доктор Тарасов ничего не говорил по поводу жареной картошки?

– Мам, мы фотоаппарат забыли! Я так хотела сфотографировать шрам на груди Джоша.

– Нечего фотографировать шрамы!

– А учитель сказал, это было бы круто.

– Ваш учитель – человек в возрасте и не говорит таких словечек, как «круто». Никаких фото шрамов. Это нарушает свободу личности.

– Джош, тебе помочь управиться с картошкой?

– Гарри, в чем загвоздка? Неужели ты не можешь подключить видео к этому телевизору?

– Ой, не знаю. Больно старая модель…

Вивьен не без труда удалось пробраться к Эбби. В дверь палаты снова постучали. Приехала еще одна группа многочисленной родни Джоша. Объятия, поцелуи и восторженные комплименты его внешнему виду. На мгновение в плотном кольце О’Деев возник просвет. Эбби увидела, что Джош смотрит на них с Вивьен. Он беспомощно улыбнулся и махнул рукой.

Эбби и Вивьен тихо вышли из палаты. Они стояли в коридоре, слушая гомон за дверью.

– Ну что, Эбби, как ты теперь ответишь на свой вопрос? Стоило ли?

Они зашли в сестринскую узнать, можно ли поговорить с доктором Тарасовым. Секретарша ответила, что, скорее всего, он в комнате отдыха хирургов. Так и оказалось. Иван Тарасов потягивал кофе, одновременно делая записи в карточках. В своем твидовом пиджаке и очках, сползающих на нос, он был больше похож на праздного английского джентльмена, чем на знаменитого кардиохирурга.

– Мы только что из палаты Джоша, – сказала Вивьен.

Тарасов поднял голову. Эбби заметила, что карточки с историями болезни забрызганы кофе.

– И что вы думаете по этому поводу, доктор Чао?

– Я думаю… вы делаете замечательную работу. Мальчишка просто фантастически выглядит.

– У него небольшая послеоперационная амнезия. А в остальном – быстро идет на поправку, как и все ребята в его возрасте. Через неделю будем выписывать, если медсестры не выпроводят его раньше.

Тарасов закрыл карточку и снова взглянул на Вивьен. Улыбки на его лице уже не было.

– А на вас, доктор, я имею зуб. Причем громадный зуб.

– На меня?

– Вы знаете, о чем я говорю. О пациентке в Бейсайде, которая тоже ждала пересадки сердца. Отправляя Джоша к нам, вы рассказали мне не всю историю. Потом обнаруживается, что сердце было предназначено той пациентке.

– Оно не было предназначено ей. Эбби привезла вам заявление на целенаправленную передачу сердца.

– Заявление, добытое путем ухищрений.

Тарасов поправил очки и хмуро посмотрел на Эбби:

– Мистер Парр, президент вашей клиники, рассказал мне подробности. И адвокат мистера Восса – тоже.

Вивьен и Эбби переглянулись.

– Его адвокат? – переспросила Вивьен.

– Да. – Взгляд Тарасова переместился на его бывшую студентку. – Вы хотели, чтобы меня осудили?

– Я пыталась спасти Джоша.

– Вы утаили существенные сведения.

– Зато теперь Джош жив и идет на поправку.

– То, что сейчас скажу, я больше повторять не буду. Впредь никогда так не делайте.

Вивьен было собралась ответить, но ограничилась вежливым кивком. Вся ее поза свидетельствовала о чисто азиатском почтении к учителю: опущенные глаза, сдержанный поклон.

Однако Тарасов не купился на ее смирение. Он смотрел на Вивьен с легким раздражением. Потом вдруг рассмеялся и снова взялся за карточки.

– Мне надо было бы еще тогда выгнать вас из Гарварда. Не воспользовался шансом.

– Приготовились! К повороту! – крикнул Марк, толкая румпель.

Нос «Моего пристанища» повернулся по ветру. Паруса трещали, канаты лупили по палубе. Радж Мохандас поспешил к лебедке правого борта, чтобы развернуть кливер. Парус с громким хлопком принял в себя ветер. Яхта накренилась на правый борт. Из каюты внизу донеслось клацанье жестянок с прохладительными напитками.

– Эбби, к перилам с подветренной стороны! – распорядился Марк. – Марш на подветренную сторону.

Эбби переместилась на левый борт, где схватилась за спасательный трос, в очередной раз мысленно поклявшись больше никогда не ступать на борт яхты.

«Что делает с мужчинами парусное судно? – думала она. – Что с ними делает море? Почему они безостановочно кричат?»