Жатва

Не успела Валентина вдосталь мысленно насладиться заманчивой картиной вполне ритмичной и налаженной работы на полях района, как гневный женский голос с разлета ворвался в комнату.

— Диспетчер, диспетчер, диспетчер! — отчаянно забилось в репродукторе. — Где тебя носит нелегкая, Витя-диспетчер? — Так нетерпеливо могла говорить только Евфросинья.

— Диспетчер слушает. Кто говорит?

— Говорит девятая. Витя-диспетчер, простаиваю восьмую минуту. Колхоз не подвозит семян. Витя-диспетчер, свяжись с правлением по телефону, скажи, трактор встал в борозде, скажи им всеми своими словами, что если они через пять минут не подвезут семена, то я их гусеницами передавлю, честное слово! Витя-диспетчер…

— Кончай тарахтеть… Жди у микрофона. Делаю. Витя взял телефонную трубку.

— Первомайский! — Его соединили сразу; по распоряжению Андрея диспетчерская включалась в телефонную связь вне всякой очередности. — Товарища Бортникова! Товарищ Бортников, трактор встал в борозде из-за неподвозки семян. Немедленно высылайте семена. В десять минут, под вашу личную ответственность! В десять минут не успеете? В двадцать? Хорошо. Засекаю время. Проверю. Не забывайте, трактор простаивает!

Он окончил разговор с Бортниковым и вызвал Евфро-синыо:

— Девятая, девятая!

— Девятая слушает, — ответил сердитый и плачущий голос.

— Говорил с Бортниковым. Семена будут через двадцать минут.

— Витя, Витя, ты их проверь, ты на них не полагайся! Витя, Витя, Витя-диспетчер, ты скажи: «Трактор встал в борозде».

— Не тарахти, знаю. Сделаю.

«Трактор встал в борозде» — тревожный звук этих слов доставлял Валентине наслаждение. Давно ли тракторам случалось простаивать часами и трактористы грели бока, валяясь на солнцепеке в ожидании ремонтной летучки, а теперь простой в несколько минут — и трактористки уже плачут в репродуктор и слова «трактор встал в борозде» звучат, как «SOS» — сигнал бедствия.

Улыбка сама собой растеклась по лицу, и Валентина, обняв широкие Витины плечи, погладила его кудрявую шевелюру и сказала:

— Витенька, а ведь у нас и в самом, деле почти завод. Но Вите импонировало другое сравнение.

— Военно-морской стиль, Валя, — усмехнулся он.

Пока Валентина сидела в диспетчерской и любовалась Витиной работой, Евфросинья ходила вокруг трактора и призывала на голову своего мужа, бригадира полеводческой бригады Петра Бортникова, все существующие и несуществующие в природе беды:

— Чтоб ему в печенки встрелило, чтоб ему болячки повысыпали! Чихнуть себе не позволяешь, держишь почасовой график, а они не почешутся семена подвезти. Я ему покажу, я не посмотрю, что он на мне женился, я ему объясню, кто я такая! Ленечка, давай мне бумагу!

Прицепщик дал ей лист бумаги, и, примостившись у баранки, она вывела:

«Акт. Составлен настоящий акт на простой трактора по вине халатного бригадира полеводческой бригады Петра Бортникова. Прошу правление колхоза наложить взыскание, чтоб другим было неповадно.

К акту подписалась трактористка Евфросинья Бортникова».

Мимо поля ехала машина, и Евфросинья, обуреваемая нетерпением, попросила знакомого шофера подвезти ее, до Первомайского.

«Если по дороге встречу воз с семенами, поверну обратно, а если не встречу, то пускай они в правлении держатся за стенки!»

Семена грузили на подводу, когда на семенной склад ворвалась разъяренная Евфросинья:

— Который тут у вас бригадир Петро Бортников?! А где он у вас тут есть? А давайте мне его перед мое лицо!

Ну, ну ну, — заговорил ошеломленный ее криком Пётр.

— Ты мне не «нукай»! Ты чего моей бригаде вредительство устраиваешь? Трактористы из машины не вылезают, еды и сна лишаются, твою землю обрабатывают, а ты семена не почешешься доставить!

Петр побледнел и сжал зубы.

«Только бы смолчать! Если заговорю, то либо выругаюсь так, что небо загорится, либо… либо вдарю чор-тову бабу…»

Его бледность и молчание отрезвили Евфросинью.

— Ночами не спим… — заговорила она спокойнее. — Валентина, знаешь, как спрашивает с нас за почасовой график? А что мне терпеть? Почему я должна через вас переживать?

Петр молча вынул часы и показал их жене:

— Без четверти семь.

— Ну что ж?

— Ты говорила, что ты по часовому графику второе поле начнешь сеять в семь. К семи как раз я обеспечу семена.

— А если трактористы еще ночью график перевыполнили?

— А мне откудова знать?

— Должен знать! Настя тебе говорила, чтоб семена были с запасом! Настя тебе ставила условие, чтобы семена завозили загодя!

— Мы все время загодя завозили. Вчера у нас сеялка поломалась, с ней провозились.

— Которое мое дело до вашей сеялки? Мне чтоб были семена — и весь разговор! Еще мне об ваших сеялках не было печали!

«Разведусь, — думал Петр. — Как пить дать — разведусь». Но он только тешил себя этими мыслями. Он смотрел на румяное круглое лицо жены, на ее золотистые, тонкие, как у ребенка, брови, на ее неправдоподобные глаза и чувствовал, что даже в эту злую минуту его тянет к ней. «В старину бы просто сказали — ведьмячка! К знахарю бы свели. А теперь что мне делать?»