Жатва Дракона

"О, почему дух смертного должен испытывать чувство гордости?" – спросил поэт³⁰, и этот человек думал, что у него есть ответ. Его имущество включало в себя не только родословную и богатство, которые он унаследовал, но вкус и прекрасные идеалы, которые он приобрел. Он получил образование в Гротоне и Гарварде, и всю свою жизнь культивировал то, что было изысканно и элегантно, и держался в стороне от всего шумного и обычного. Он построил это великолепное поместье, окруженного высоким металлическим забором с копьевидными навершиями, направленными наружу против враждебного мира. Он нашел себе любезную жену, воспитанную в его собственных традициях, и она родила ему двух прекрасных дочерей. Вместе они провели около двадцати лет, воспитывая этих дочерей, тщательно охраняя их от всякого контакта с пошлой толпой. В результате одна из молодых женщин сбежала со слугой, а другая настояла на браке, столь же недостойном ее высокого статуса. Гордый отец отказался навсегда видеть их обоих, а его прекрасная жена затосковала и умерла. Так что теперь этот седой старик жил один в надменном великолепии, высоко подняв голову и никому не рассказывая о том, что происходит в его сердце.

Все, что он оставил, было великолепной коллекцией картин, которая по его завещанию должна была перейти в музей. Эти картины представляли его вкус, подкрепленный Золтаном в течение десятка лет, а также Ланни за время вполовину меньше. У него было спокойное убеждение, что в его галерее не было ни одной второразрядной работы. Он отличался от других коллекционеров, которых знал Ланни, потому что у него не было прихотей и особенностей, которые можно было бы удовлетворить. Если он скажет: "Это искусство!", то потому, что великий художник выбрал отличную тему и выполнил её великолепно. Итак, теперь, когда картину Каналетто повесили перед мистером Уинстедом, и он сел и изучал её, то Ланни затаил дыхание. Он сказал Герингу, что сможет получить двадцать тысяч долларов за эту не очень большую картину, изображавшую Венецию двести лет назад. (Венеция не сильно изменилось за это время). Ланни не сказал, кому принадлежала эта картина, а Харлан Лоуренс Уинстед был настолько привередлив и требователен, что он, возможно, не захотел бы иметь в своем доме то, что напомнило бы ему немецкого барона-разбойника прежних времён с пивом в его дыхании и кровью на его руках.

Но произведения искусства не имеют запаха, будь то пиво, кровь или грязные каналы древнего итальянского города. Мистер Уинстед спокойно сказал: "Я думаю, что Каналетто принадлежит моей коллекции". И это было все. Ланни объяснил: "Владелец предпочитает остаться неизвестным и разрешил мне подписать купчую". В этом не было ничего необычного, поскольку многие старые семьи Европы считали своего рода унижением, когда расставались со своими сокровищами искусства. Покупатель сказал своему секретарю выписать чек, а Ланни написал купчую, в которой указал имя художника, тему и размер. Так он заработал комиссию, которая оплатит все его поездки в самом элегантном стиле.

Два эксперта были приглашены остаться на обед. Двое одетых со вкусом слуг молча обслуживали их. Обедать в Пастушьем углу было чем-то вроде посещения церковной службы. Только разговор касался салонов в Париже, Лондоне и Берлине, а также художников, которые "поднимались", и других, которые представляли ложные тенденции. Извращенность, как представляется, укоренилась в человеческой природе, а охота за известностью так же распространилась в области искусства, как и в литературу, политику или общественную жизнь. Но эти три элегантных джентльмена со вкусом отреклись от нее с тихой серьезностью. Всё время они говорили только об изобразительном искусстве, и если бы ничего не знать о жизни, то можно было бы прийти к выводу, что правильное наложение краски на холст, карандаша, мелка или пера на бумагу было целью, для которой Всемогущий создал вселенную.

VIII

Когда Ланни вернулся в свой отель, он обнаружил в своей почте простой конверт, что заставило его сердце дрогнуть. Он был адресован в поместье Робби и переслан из Ньюкасла. В письме не было ничего, кроме телефонного номера, на который Ланни тут же позвонил. Когда он услышал голос своего друга, он спросил: "Вы можете быть на северо-западном углу 35-ой и Лексингтона через десять минут?" Это, конечно, было равносильно словам: "Я разговаривал с отцом".

Ланни подъехал и взял в машину коллегу-конспиратора. "Добро пожаловать в наш город!" – сказал он с усмешкой. И затем без промедления: "Мой отец все еще ждет окончательного отчета, но пока все выглядит хорошо".

"Все в порядке", – ответил другой. – "Я не был в вашем городе больше десяти лет, поэтому я не скучаю".

"То, что вы сделали, поразило меня!" – воскликнул американец. – "Как же вы это сделали?"