Ланни читал такие предложения, а потом отправлялся гулять или кататься на лодке, принадлежащей одному из своих братьев, и размышлял о том, что он прочитал. Эти идеи представлялись ему чрезвычайно важными, в конечном счете, самыми важными в мире. Они сформировали бы основу новой религии, в которой срочно нуждалось человечество. Были ли разум, воля и совесть элементами вселенной? Были ли они силами, оказывающими какое-то влияние на вселенную? Или это были случайные и временные результаты действий материи, подобные искрам, выброшенным из точильного камня или радуги, преломленной капельками воды? Суета сует, – всё суета!, – объявил древнееврейский проповедник, и греческий философ сделал очевидный вывод: ешь, пей и веселись, потому что завтра мы умрем.
Несколько лет Ланни жил с тем, что он называл призраком Труди, имея в виду память о своей убитой жене, которая стала голосом долга в его душе. Он получил то, что считал, сообщением от ее "духа", но он никогда не мог решить, было ли оно действительно, или это был результат его собственных живых воспоминаний. Как сказал Ланни Монку, память – это загадка, такая же загадка, как "духи", если бы решились поверить в них. Скептики смеялись над мыслью, что вселенная, или воздух, или что-то еще, может быть наполнена душами бесчисленного количества мертвых. Где они находятся и что они делают? Но эти скептики восприняли как само собой разумеющееся, что их разум должен быть полон миллионов воспоминаний. Ведь психологи доказали, что мы никогда не забываем ничего, что когда-то знали или что с нами когда-либо случалось.
Где находятся эти воспоминания? По мнению материалиста, в клетках мозга, считая, что он что-то определил. Но как они там оказались? Каждое воспоминание находится в отдельной клетке? Но с изнашиванием тела клетки все время меняются. Воспоминание переместилось из старой клетки в новую? Клетки состоят из молекул, а молекулы из атомов, а атомы из электронов. А электроны были волнами, или кривыми, или "корпускулами". Было ли воспоминание также корпускулой? И что произвело все эти корпускулы и контролировало их, хранило их и использовало?
Ланни хотел сказать, что это то, что он называл своей личностью. То есть, его ум, его воля, его совесть. Он спросил одного из ведущих физиков мира, имеет ли он право верить в это, и остроумный ученый ответил двумя предложениями, подобными ударам кнута. Сравнивая идеи ученых и дикарей, он сказал: "Мы теперь считаем смешным, что скалами, морем и небом движут волевые процессы, такие, какие движут нами. Было бы еще более смешно вообразить, что безвольное поведение скал, моря и неба распространяется и на нас самих, если бы мы еще не оправились от двухсот пятидесяти летних репрессий детерминированной физики".
Это был вопрос, который лег в основу человеческой жизни. Если бы разум, воля и совесть управляли Вселенной, то человек мог бы верить в правильное поведение и стремился вести себя правильно и заставить всех в мире делать то же самое, даже если его индивидуальное сознание может не сохраниться в его нынешнем виде. Но если он был просто случайностью, винтиком огромной машины, которая не имеет никакой цели, какая разница, что он делает, к чему стремиться, поскольку он не может повлиять на результат? Что такое ум? Не важно! Что такое материя? Не важно! (What is mind? No matter! What is matter? Never mind!)
Ланни когда-то слышал, как Адольф Гитлер высказал самую атеистическую, по его мнению, мысль, когда-либо изречённую человеком. О том, что не имеет значения, насколько духовным может быть человек, его духовность не может функционировать, если его тело избивают резиновыми дубинками. Так говорил тот, которого Ланни, за неимением лучшего слова, назвал Сатаною. Приспешники сатаны применили эту доктрину к Труди Шульц. И были ли они правы или были неправы? Истина, честь, справедливость. Это настоящие силы, реальные "корпускулы" в теории относительности? Это были вопросы, на которые стремились найти ответы сэр Джеймс Джинс и сэр Артур Эддингтон, и их ответы дали Ланни Бэдду мужество, которое ему было нужно, чтобы продолжать жить своей одинокой тайной жизнью.
III
Немецкая анаконда была занята перевариванием того, что она заглотала. Так что в Европе всё было тихо, по крайней мере, на поверхности. Ланни думал, что он заслужил каникулы, и его родственники предоставили ему место, где можно приятно провести их. Он играл в теннис, плавал на лодке, а иногда, когда члены семьи уезжали, то громко шумел на фортепьяно. Он совершал длительные прогулки, иногда останавливался и разговаривал с простыми американцами. Он был рад обнаружить, что они не верили всему, что читали в газетах, и не так ненавидели Новый курс, как джентльмены загородного клуба.