Жатва Дракона

Робби хотел наилучшим образом использовать свое ограниченное время и вспомнил о людях, с которыми он может встретиться в этом промежутке времени. Доктор Шахт, прожив в Соединенных Штатах, любил встречаться с американцами. Он знал все, что происходило в Гитлерлэнде, и был хорошим собеседником. Стол в обеденном зале может прослушиваться, но это были бы трудности доктора, а не Робби. Ланни позвонил, и великий человек сказал, что свободен для обеда и придет с удовольствием. Когда последний раз эти американцы беседовали с доктором, Ялмар Хорас Грили Шахт был нацистским министром экономики и президентом Рейхсбанка. Тогда он был необычайно пессимистичен в разговоре, но Ланни догадался, что все это притворство. Нацисты хотели, чтобы остальная часть мира думала, что они становятся банкротами, и поэтому весь остальной мир не будет вооружаться. Но теперь, когда прошло больше года, бедствия свалились на квадратную прусскую голову самого страшного финансового кудесника в мире. Сначала он потерял работу в правительстве, а несколько дней назад он был отстранен от поста главы Рейхсбанка. Поэтому на этот раз не могло быть никаких сомнений в подлинности его пессимизма. Видимо, он пришел сюда ради удовольствия излить своё горе на двух посетителей из-за рубежа.

Пруссак выглядел смешно, как карикатура, нарисованная кем-то, кто не любил эту породу. Он был высокий и большой, его квадратная голова была покрыта шишками, его красное лицо напоминало луковицу. У него за большими очками были водянистые голубые глаза, и огромный кадык за аномально высоким стоячим воротничком. Он был любитель поесть и поговорить, и эти два вида деятельности конфликтовали между собой. То он быстро выплеснет из себя предложение на английском языке, а потом вдруг он вспомнит о своих устрицах в раковинах. То скажет, то глотнёт, то глотнёт, то скажет, и так далее. Каждый раз, кадык будет подниматься вверх, а затем будет снова тонуть в воротничке. По-видимому, финансовый кудесник думал, что с ним что-то не в порядке, потому что он будет нервно поправлять воротничок, а затем возобновит изливать причитания.

Некоторое время спустя Ланни заметил, что эти два действия совпадали с движениями официанта в этом благопристойном обеденном зале отеля. Когда официант появлялся, гость что-то глотал, даже если это был только кусок хлеба. Когда официант отходил, разговор возобновлялся. Однажды, когда человек слишком долго задержался около них, старый индюк повернулся к нему. – "Что вы тут стоите? Занимайтесь своими делами!" Официант убежал, а гость заметил: "Этот отель полон шпионов. Вся Германия полна шпионов. Но мне все равно, я сказал им, что я думаю, я сказал это самому Номеру один. Если он доверяет финансы великой страны простому клоуну, который половину времени пьян, на что можно надеяться?"

Оказалось, что герр доктор больше всего желает высказать свое мнение о другом герре докторе, которого звали Функ и который захватил оба его поста с помощью мерзкой и гнусной интриги. Он был ленивым толстяком и называл себя "капризным художником". Он хотел стать актером и считал себя музыкантом. "Представьте себе, если сможете", – воскликнул Шахт, – "Человек, который не может выбрать, хочет ли он играть на пианино или руководить Рейхсбанком!"

"В нашей семье мы разделили роли", – с усмешкой ответил Робби. – "Мой сын пианист, а я финансист".

– Именно так. Но когда Функ принимает гостей и играет для них на пианино, они все согласны, что он великий финансист! Когда он выступает с речью перед руководителями партии, говоря им, как он собирается отменить золотой стандарт по всему миру и заставить все страны, которые хотят торговать с Европой, пользоваться рейхсмарками вместо фунта стерлингов, то каждый заявляет, что он является одним из самых замечательных музыкантов Германии.

VIII

До того, как всё было съедено, американцы узнали полную биографию этого нового администратора финансов. Доктор Функ поднялся в этом мире тем же способом, что и Риббентроп, через женитьбу на богатой. Он был с Рейна, и в первые дни увидел свой шанс и свёл Гитлера с Тиссеном и другими стальными и угольными магнатами Рура. Они взяли на себя обязательство финансировать его, а Функ прицепился к нему. Шахт, хорошо знавший английский язык, процитировал горькие слова кардинала Вулси: "Служи я небесам хоть вполовину С таким усердьем, как служил монарху, То в старости меня бы он не предал, Столь беззащитного, моим врагам"¹⁹. Огромное тело бывшего министра было покрыто одеждой из черной ткани викуньи, но он чувствовал себя обнаженным политически. Сила была той вещью, которую он жаждал, и для которой он менял свое политическое пальто много раз на протяжении всей своей карьеры.