Жатва Дракона

И что могла бы die amerikanische Miss сказать об этом Боге? Будет ли это чем-то меньше, чем полное почтение? Если так, то произойдёт скандал. Американка встречалась с близким другом фюрера, но она сама хмурилась, морщилась, ухмылялась или, во всяком случае, демонстрировала что-то меньшее, чем адекватное понимание величия величайшего человека в мире. Этот скандал мог продолжаться до тех пор, пока он не станет предметом внимания гестапо.

И мог ли Ланни предупредить леди о такой опасности? Мог ли он сказать: "Я веду дела с этими нацистами, и мой отец делает то же самое. Наши интересы заставляют нас притворяться, что мы любим их и восхищаемся ими. Если я должен брать вас на концерты и в художественные галереи, вам придется притвориться, что вы чувствуете то же самое?" Он уже говорил что-то в гораздо более мягкой форме в доме Софи, и в ответ дама назвала его троглодитом. Теперь он будет по сути говорить: "Я троглодит и намерен оставаться им". Разумеется, это его право. Но кто захочет слышать, что троглодит думает о Бетховене, Рембрандте или о каком-нибудь великом покорителе душ всех времён?

Нет, этого он просто не будет делать. Он не мог продолжать поддерживать дружбу с этой женщиной-писательницей в Берлине. И где еще в мире он мог её поддерживать? Наверное, не на Ривьере, где она уже устроила скандал с ним! Ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке. Эти пять мест, прибежища Ланни, были, с точки зрения светского общества, самыми важными в мире. И никто из них он не мог бы там сохранить свои отношения в тайне. У него был свой круг, и мисс Крестон имела свой, но эти круги пересекались на Мысе и, несомненно, пересекутся в любом другом месте.

Лорел Крестон собиралась уехать из Гитлерланда, чтобы написать о нём рассказы. С этой целью она наблюдала за людьми пансиона Баумгартнер. Она так много об этом рассказывала. Её описания их выглядели сатирическими. И в её рассказах не будет их описаний с чисто человеческой точки зрения, в стиле Посмертных записок Пиквикского клуба. Нет, она будет высмеивать их как поклонников Бога Чарли Чаплина. Вполне возможно, что ее рассказы станут хитом, и из них получится книга, которая получит широкую известность. Доктор Геббельс мог бы написать статью о ней в Das Reich. А в досье к гестапо будет записано, что сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, друг ведущих нацистов, был близким другом этой женщины, очернительницы расы господ и её фюрера, посланного небесами. Nein, Nein и снова Nein! Это игра с динамитом и форма измены на посту агента президента! В жизни Ланни Бэдда просто не могло быть больше Лорел Крестон. Так он решил раз и навсегда.

IV

Прибыв в Берлин, Ланни получил почту. От Монка ничего не было, поэтому он вернулся к своим обязанностям сборщика слухов. Он позвонил княгине Доннерштайн, которая была давним другом Ирмы, и которая знала всех, кто был кем-то в Германии. Своеобразное психологическое явление, отношение этих старинных прусских аристократов к нацистским выскочкам – смесь презрения и недовольства. Они были грубы, они были нелепы, но они пришли и, по-видимому, останутся на некоторое время. Поэтому постарайтесь извлечь пользу из них и получите все, что сможете. Они были, по сути, мерой доверчивости немецких масс. Они были тем, что требовалось, чтобы удерживать эти массы. И хотя было унизительно представлять страну такими людьми, по крайней мере, собственность аристократов была в безопасности, и больше не было красных агитаторов, которые могли бы вмешиваться в политику или промышленность.

Итак, в уединении в гостиной, убедившись, что слуги не находятся в пределах слышимости, можно было бы отдохнуть от забот, повторив самые последние анекдоты о том, что Die Nummer Zwei снова принимает наркотики и притворяется, что это вызвано стремлением похудеть. О последнем астрологическом наставнике Die Nummer Drei и о высокой цене шампанского Die Nummer Vier. Не у каждого был номер, и хромая коротышка доктор пропаганды все еще спал каждую ночь с новой актрисой, несмотря на строгие приказы фюрера. Доктор Лэй был пьян каждую ночь, как и доктор Функ. Ходили слухи, что доктор Шахт хотел переехать на Уолл-стрит, и что Фриц Тиссен бежал в Швейцарию и собирался рассказать историю о том, как и почему он отдал фюреру пять миллионов марок.