– Работать сил нет после всего этого непотребства. Погляди на деревню – хороша она? А дальше чего будет?
– А бабы наши? С ними как быть?
– Прям чую: еще немного – оторвет мне башку моя Марька, оторвет, не пожалеет!
– Тебе хорошо, Адыр, ты мужик поживший, тебя их волшба не цепляет! А нам каковски, а?
– А Корий-то, Корий! Нонче ж домой не пошел, остался с ними, с этими тварями богомерзостными!
– Остался? Правда, что ль?
Староста и сам понимал, что нужно действовать, но все не мог сообразить, как именно. Он с тревогой наблюдал за жителями Сливки, видел и напряженность между людьми, и неловкость, и злобу. Видел заплаканные глаза собственной дочери, жившей с молодым мужем менее года. Подмечал, как все валится из рук и у расстроенных баб, и у сонных, виновато сутулящихся мужиков.
Ну и что тут делать прикажете, а?
Теперь, слушая отчаявшихся людей, Адыр вдруг подумал и сам удивился, какой простой была мысль: а отчего не попробовать столковаться с суккубами? Он ж, по всему видать, не злые – вот и детишек привечают-угощают, и деревенские кошки с приездом соседей стали ласковей и толще. Быть может, другомирцы просто не понимают, сколько нехорошего несут людям их ночные проказы?
К суккубам староста отправился немедля. По пути приметил, что за прошедшее время между Сливкой и деревней Новой протопталась широкая тропинка. Да и мудрено ли: днем дети туда-сюда носятся, ночью мужики шастают. Удивительно, что при этом никаких установленных отношений между деревнями не было, и Адыр даже не знал, кто там у суккубов за главного.
Странное дело: сотня шагов между оградами, а кажется, что над Новой воздух теплее и душистей, а трава вокруг – выше. Молодые яблоньки – крепкие и на диво ветвистые, а листва на них яркая, будто налитая солнечным светом.
В аккуратных огородиках уже копошатся суккубы, смахивают росу с неизвестных старосте пушистых растений, аккуратно подгребают копытами землю к картофельным кустам, что-то напевают – негромко, но задорно.
Адыр замялся от нежданной и глупой неловкости – что ему тут делать, косолапить меж грядок с огурцами и вопрошать, кто в деревне главный по непотребствам? Но отступать было некуда, и староста шагнул за ограду.
Тут же из ближайшего дома вышла… как называть ее? Женщиной? Суккубихой? Отчего-то сразу стало понятно, что это она тут за старшую. Высокая, почти с Адыра ростом, со смоляными волосами, заплетенными и уложенными вокруг солидных крутых рогов, в пестром ярком платье. Справа подол был высоко подколот, открывая красивое женское бедро и колено с блестящей рыжей шерстью, переходящее в крепкую оленью ногу. На загорелом, почти человеческом лице жутковато выделялись раскосые зеленые глаза, такие яркие, что смотреть в них было невозможно.
– Эрза, – отрывисто бросила она, приложив пальцы к груди. – Какое у тебя желание?
Староста поперхнулся впопыхах подготовленными фразами, но тут же сообразил: другомирцы плохо знают человеческую речь и Эрза, наверное, спрашивает, зачем он пришел.
Запинаясь, заново подыскивая слова, Адыр принялся объяснять.
Суккуб, спокойно стоящий напротив и глядящий немыслимо зелеными глазами, смущал его. Заставлял ощущать себя чужаком в собственном мире. Неловкой колодой, оказавшейся в окружении красивых вещей. Глупым и нелепым ребенком, пришедшим просить недостижимого.
Чем дольше, чем убедительней говорил староста, тем больше ему казалось, что Эрза попросту ждет, когда он заткнется.
– В твоей речи нет ума, – заявил суккуб, когда Адыр умолк. – Нам нельзя не забирать мужчин. Нужные тут, придут и будут жить тут, – Эрза махнула рукой на домики за своей спиной. Пальцы у нее были тонкие, как у девицы.
– Жить? – обалдел Адыр. – Еще чего не хватало!
– Будут жить, – безмятежно подтвердил суккуб. – Так устроится.
– Но так же нельзя!
– Можно, – уверенно возразила Эрза. – Не перечит закону.
– Так ведь…
Староста растерялся: законы Соизмерения действительно не запрещали уводить мужчин из одной деревни в другую.
– Но они ж не хотят!
– Очень хотят, – возразил суккуб. – Когда ночь – они хотят теперь. Потом – будут хотеть всегда.
Тут же, словно в подтверждение слов Эрзы, из соседнего дома вывалился Корий, о котором мужики говорили, что он сегодня остался с суккубами. Обалдевший староста вытаращился на дивное явление. Корий был взъерошен, счастлив и помят, а наготу мужчины прикрывала только суккубиха, обхватившая ногами его бедра, а руками – шею. Корий споткнулся, и висящий на нем суккуб с хохотом разжал руки, невозможным образом выгнул спину, откинулся назад, почти касаясь головой земли и давая Адыру рассмотреть себя в полной красе. А потом пара повалилась в густые заросли лопуха под забором. Оттуда незамедлительно понеслись страстные вопли, окончательно смутившие старосту.
Эрза указала рогом на лопухи и повторила:
– Очень хотят. Вот так мужчины все придут и станут быть здесь. Нечего беседовать, случится так. Не перечит закону.