Читаем Жатва скорби полностью

Неверно утверждать, что вся интеллигенция испытала этакое внезапное разочарование в мужике и пришла к выводам Базарова: в начале следующего века социал-революционная партия занималась всерьез крестьянским вопросом и понимала его довольно тонко. Но параллельно с этим значительную часть радикальной молодежи увлек марксизм, который дал ей идеологическое обоснование – почему именно нельзя крестьянство, основную массу русского народа, рассматривать как надежду России на будущее. Эта эволюция взглядов от народничества 70-х – 80-х гг. к марксизму, в сущности, явилась простым перенесением иллюзий и надежд с воображаемого интеллигентским сознанием крестьянина на столь же воображаемого пролетария.

Что касается другой стороны интеллигентского отношения к крестьянству, связанной с убеждением в его «отсталости», то презрение и даже ненависть к мужику, действительно, можно обнаружить у многих российских марксистов, особенно у некоторых интеллектуалов в большевизме. Причем стоит отметить, что эти чувства, то есть презрение и ненависть, простирались у них куда дальше, чем то, что следовало из простого пренебрежения к крестьянству в обычной марксовой теории – и этот эмоциональный феномен едва ли можно сбрасывать со счета, когда излагаешь события, последовавшие в истории России вслед за Октябрьской революцией.

Горожане (особенно марксистски настроенные) плохо понимали не только положительные, но и отрицательные стороны крестьянина. То ли он «равнодушен», то ли у него «тупая жадность и соперничество»…[11] Максим Горький, например, выразил мнение многих, заявив, что «главной преградой на пути прогресса России в направлении европеизации и культуры» было «бремя невежественной деревенской жизни, которая давит на город»; он обрушивался на «почти звериный индивидуализм крестьянства и почти полное отсутствие у крестьян социального самосознания»[12]. Горький надеялся, что «некультурные, тупые, угрюмые люди в российских деревнях вымрут, все эти почти приводящие в ужас люди, о которых я говорил выше, и на их место придет новый тип просвещенных, разумных, энергичных людей»[13].

Основоположник российского направления в марксизме Георгий Плеханов видел в мужиках грубых землекопов, жестоких, безжалостных, вьючных животных, «жизнь которых делала невозможной такую роскошь, как мысль»[14]. Сам К.Маркс тоже высказался об «идиотизме деревенской жизни», и это его замечание часто цитировалось Лениным (заметим, что в марксовом контексте восхваляется… капитализм, за то, что он освобождает значительную часть населения от этого «идиотизма»). Ленин и сам поминал «деревенскую заброшенность, оторванность от мира, одичалость»[15]. Вообще-то Ленин считал, что крестьянин, «никак не будучи инстинктивным или традиционным коллективистом, является на самом деле лютым и подлым индивидуалистом»[16], а что касается более молодого поколения большевиков, то Н.Хрущев сообщает нам: для Сталина крестьяне были отбросами человечества[17].


* * * 


Но если принципиально Ленин разделял восприятие крестьян другими большевиками в качестве архаичного элемента в современной ему России, то все-таки в конкретной политике ему важно было понять их историческую роль и, согласно марксистской теории, разработать тактику для использования этой социальной силы в промежуточный период, пока она не исчезла с исторической сцены. Потом следовало, наконец, решить и другой вопрос: как же организовать всю жизнь в сельских местностях, когда его партия придет к власти.

Как известно, в соответствии с марксовым учением, центральным событием истории должно стать решающее столкновение между зарождавшимся рабочим классом и капиталистами, владельцами промышленных предприятий. По Марксу, любое обшество в мире, если только оно достаточно продвинулось на пути к прогрессу, должно разделиться на эти два основных класса, а между ними останутся промежуточные, или «мелкобуржуазные», элементы, в число которых входит и крестьянство, которому суждено либо перейти на сторону пролетариата, если оно само пролетаризуется, либо примкнуть к буржуазии, поскольку оно является частным собственником.

Вне пределов подобной схемы Маркс, собственно, мало занимался анализом вопросов, связанных с аграрной проблематикой. Тем не менее он уверенно провозглашал исчезновение противоречий между городом и деревней в будущем социалистическом обществе; предвидел торжество капитализма в деревне, вслед за которым – после победы социализма – произойдет «пролетаризация деревни», то есть превращение крестьянства в ведущую силу современности, в передовой рабочий класс на селе. Но пока, до наступления этого светлого будущего, крестьяне вместе взятые напоминали ему мешок с картошкой – сравнение, долженствовавшее подчеркнуть невозможность истинного общественного развития в изолированных друг от друга крестьянских хозяйствах[18].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука