Жаворонки ночью не поют

Зойка давно уже ничего не чувствовала: ни боли в ноге, ни голода. Тупая тяжесть охватила всё тело. Она сознавала, что двигается, но так, как двигается старый заржавевший механизм: медленно, с усилием, рывками. Дети едва волочились за ней. Даже крепкий, выносливый Костя с трудом переставлял ноги. Они опять не ели третьи сутки.

– Кар-тош-ка, – раздался удивлённый голос Вовика, и он, шатаясь, вышел из строя и направился к перекопанному полю.

Все остановились. Отсюда действительно начиналось картофельное поле, с которого сняли урожай. На комке засохшей земли лежала белая картофелина. Вовик обтер её об штаны и откусил кусочек. Пожевав, объявил:

– Вкусная.

Он подошел к Толику, протянул ему надкушенную картофелину:

– На, попробуй.

Толик с жадностью откусил и подтвердил:

– Правда, вкусная.

– Если землю разгрести, можно ещё найти, – подсказал Костя.

Дети как будто ждали этих слов. Они расползлись по полю, разгребая руками лунки, находили оставшиеся картофелины, складывали их в кучку. С дальнего конца поля донёсся девчоночий голос:

– Ой, какой тяжелый арбуз!

Костя, отряхивая с рук землю, пошёл на голос. Девчонка пыталась поднять большую тыкву и, конечно, не могла. Тыква была уродливо кривая, из-за чего её, наверное, и бросили здесь. Но, как видно, успела ещё подрасти и налиться соком.

Огромная тыква! Это было такое счастье! Костя достал свой перочинный нож и стал ловко разрезать тыкву на маленькие ломтики. Глаза ребят горели ожиданием, но никто не посмел бы взять ни кусочка без команды, как и картошку, горка которой высилась рядом. Косте доверяли все – у него был удивительный глазомер.

С тыквой и картошкой покончили быстро, но вставать никому не хотелось. Зойка понимала, что эти крохи только разбудили притаившийся голод.

Сколько они уже в пути? Кажется, сорок шесть суток… Или сорок пять? Зойка силилась вспомнить и не могла. Слабость то и дело наплывала туманом. Надо было идти, но не хватало сил подняться с земли. Уже много дней они шли, не разбирая времени суток, просто когда ещё были на это силы. «Отдохнём немного», – решила Зойка.

– Посидим чуть-чуть, – сказала она, ложась на полузасохшую картофельную ботву, и перед её глазами поплыла бесконечная дорога, которая, казалось, вела в никуда.

Ей представился тот аул, откуда им посоветовали идти в Махачкалу. Они шли тогда всю ночь. Тощенький месяц едва освещал дорогу, но этого было достаточно, чтобы не потерять её. Дважды делали небольшие привалы, а утром набрели на островок каких-то кустарников и сели завтракать. В ауле их снабдили хорошо. Но дальше дорога шла вдали от селений, еды взять было негде, и в Махачкалу они пришли вконец измученными и голодными.

Зойка повела ребят на железнодорожную станцию, чтобы отсюда их повезли до Баку поездом. Но дежурный по станции, выслушав её, с удивлением сказал:

– Ты с луны салился, дэвичка? Нэ знаэшь – война! Эшелоны на фронт нэ могу отправить. Два сутки стоят. Это, знаэшь что? Мине уже к стенка нада ставить! А гдэ я вагоны возьму?

– Нам есть нечего! – крикнула Зойка.

– Эсть нечего? Кушать?

Дежурный постоял в раздумье, потом сказал:

– Пачэму я тибе должен вэрить? Проэзжали здэсь из дэтдома, у них вагоны, дакумэнты. А у вас гдэ дакумэнты?

Зойка опять принялась объяснять, как они оказались без денег и документов, но история эта была настолько невероятной, что дежурный, слушая, недоверчиво качал головой. Тогда Зойка схватила его за рукав и настойчиво потащила к двери.

– Вот смотрите! – сказала она. – Считайте сами, сколько их!

Ребята грустно и устало смотрели на дежурного. Он опешил, увидев больше сотни оборванных и измождённых мальчишек и девчонок, которые стояли непривычно тихо. По их виду, по лихорадочному блеску глаз нетрудно было догадаться, что они действительно сильно голодны. Зойка торопливо полезла в карман: