Жаворонок

Жанна. Конечно, велик. Это я тебе говорю, Робер, а потом скажут и другие. Сам увидишь, в скором времени все будут считать тебя великим, да еще трезвым политиком, как всех прославленных политических мужей. Ты себе говоришь: лично я, Бодрикур, не так уж уверен, что она послана богом. Но я притворюсь, что верю, пошлю-ка ее им, послана ли она богом или не послана, и если они в это поверят, выйдет одно на одно. Как раз завтра поутру мой гонец должен отбыть в Бурж…

Бодрикур(как громом пораженный). А кто тебе сказал? Это же тайна.

Жанна. Я навела справки… (Продолжая.) Выберу-ка я полдюжины молодчиков покрепче для эскорта, дам-ка я ей лошадь и отправлю малютку вместе с гонцом. А в Шиноне, насколько я ее знаю, она как-нибудь уж выкрутится. (Восхищенно глядит на Бодрикура.) Ну, знаешь, и силен же ты, Робер!

Бодрикур. Чем?

Жанна. Раз ты все это продумал, значит, ты здорово умный.

Бодрикур(утирает лоб, в изнеможении). Да.

Жанна(вежливо). Только дай мне лошадь посмирнее, ведь я еще не умею ездить верхом.

Бодрикур(гогочет). Ты же, дочка, себе шею свернешь!..

Жанна. Как бы не так! Михаил-архангел не даст мне упасть, поддержит. Послушай, Робер, хочешь пари? Я спорю на костюм — мужской костюм, который ты мне еще не обещал, — а ты, если выиграешь, щелкнешь меня по носу. Вели-ка вывести во двор двух лошадей. Поскачем галопом, и если я упаду, можешь мне не верить. Справедливо, а? (Протягивая ему руку.) А ну, по рукам! Кто от своего слова откажется, свиньей будет.

Бодрикур(подымаясь с места). По рукам! Я не прочь немного подвигаться. Ты не поверишь, до чего же устаешь думавши. (Зовет.) Будусс!

Входит стражник.

Стражник(указывая на Жанну). В тюрьму ее тащить?

Бодрикур. Да нет, дурень! Вели-ка дать ей штаны и приведи нам двух лошадей. Мы немного разомнемся.

Стражник. А совет? Уже четыре часа.

Бодрикур(величественно). Завтра! Я и так уже достаточно много думал сегодня. (Удаляется.)

Жанна, проходя мимо оцепеневшего стражника, показывает ему язык, затем оба они теряются среди других персонажей в полумраке сцены.

Варвик(который с удовольствием следил за этой сценой, Кошону). В этой девушке определенно было что-то! Особенно мне понравилось, как ловко она вертела этим дураком, внушая ему, что он сам до всего додумался.

Кошон. На мой вкус сцена чуть грубовата. Будем надеяться, что с Карлом она найдет другой язык…

Варвик. В нашем с вами ремесле, монсеньер епископ, мы так же, как и она, дергаем за ниточку. Что такое править людьми — не важно, с помощью ли дубинки или пастушеского посоха, — править людьми — это значит заставить глупцов поверить, будто они сами додумались до того, что мы велим им думать. И без всякого божьего вмешательства. Поэтому-то сцена меня и позабавила. (Вежливо склоняется перед епископом.) Разве что это вмешательство необходимо вам для ваших профессиональных целей. Тогда другое дело. (Вдруг в упор.) А вы сами верите, монсеньер? Простите мою грубость, но мы здесь свои люди.

Кошон(просто). Верю, как малое дитя, ваша светлость. Поэтому-то я и задам вам хлопот во время этого процесса. Поэтому-то мои заседатели да и я сам будем до конца пытаться спасти Жанну. Мы от всей души готовы были сотрудничать с английским режимом, который представлялся нам единственно разумным выходом из существующего хаоса. Однако дело нашей чести, бедной нашей чести сделать даже невозможное против вас, хотя мы живем на ваши деньги, с вашими восемью сотнями солдат, которые стоят у дверей трибунала… Легко им было там, в Бурже, под защитой французских штыков, обозвать нас продажными! Мы-то были в оккупированном Руане!

Варвик(с раздражением). Не люблю я слово «оккупированный»! Вы забываете о Труанском договоре. Просто вы находились на землях его величества.

Кошон. Окруженные солдатами его величества и наблюдая казни заложников его величества, не нарушая полицейского часа и кормясь милостями его величества. Мы люди, по слабости своей, мы хотели остаться в живых и попытаться в то же время спасти Жанну. Незавидная роль, как ни посмотри.

Варвик(улыбается). От вас самих, дражайший епископ, зависело придать ей блеск, надеть мученический венец. Мои восемьсот солдат были наготове.