Карл. А вот я знаю историю, эту бесконечную череду ужасов и сплетен, и порой развлекаюсь тем, что представляю себе дальнейший ход событий, хотя вы считаете, что я просто играю в бильбоке… Они попытаются осуществить то, что проповедуете вы. На все посягнут. Простолюдины станут хозяевами королевства через несколько веков — время, потребное для прохождения по небу метеора, — и наступит пора резни и самых чудовищных заблуждений. И в день Страшного суда, когда будут подбивать итоги, станет ясно, что самый капризный, самый развращенный из земных владык в конце концов обходился миру менее дорого, чем любой из этих добродетельных людей. Дайте им молодца с крепкой хваткой, выходца из их же среды, который станет ими править и любой ценой захочет сделать моих французов счастливыми, и вот увидите, кончится тем, что они еще пожалеют о своем маленьком Карле с его нерешительностью и его бильбоке… У меня хоть нет общих идей о насаждении счастья. Они еще не понимают, какая это неоценимая вещь.
Королева Иоланта. Вам следует бросить игру в бильбоке и не сидеть скособочившись на троне, Карл! Это не по-королевски!
Карл. Да полноте. Если я промажу, шарик ударит меня по носу или по пальцам, — никому не больно, только мне. А вот если я возьму в правую руку шар, а в левую палку, сяду, как полагается на троне, и начну всерьез считать себя королем, то каждый раз, когда я совершу глупость или промах, шарик будет ударять по носу вас всех.
(
Архиепископ
Карл. А какая разница, монсеньер: главное — символ. Не мне учить этому князя церкви. Вы, должно быть, просили аудиенции, монсеньер, коль скоро явились сюда?
Архиепископ. Бросим шутки, мессир. Мне известно, что часть представителей общественного мнения, обычно склонная к интригам и разным смутам, старается заставить вас принять эту деву, о которой с недавних пор все только и говорят. Мы, архиепископ и коннетабль, явились сюда затем, чтобы сказать вам, ваше высочество: мы этого не потерпим!
Карл
Архиепископ. Еще раз напоминаю вам, ваше высочество, что мы не в игрушки играем!
Карл. Вы же видите, стоит мне заговорить, как подобает королю, и все думают, что я забавляюсь.
Архиепископ. Репутация чудотворицы предшествует этой деве, ваше высочество, и дошла уже до нас. Необъяснимое заблуждение! Я слышал, что о ней уже говорят в осажденном Орлеане и ждут ее там; Божья десница ведет ее… Бог решил спасти Францию через ее посредство и оттеснить англичан за море… и прочие побасенки. Бог, мол, возжелает, чтобы вы допустили ее пред свои королевские очи… Её ничем не остановишь… Не понимаю, зачем это им всем вдруг понадобилось, чтобы бог вмешивался в их дела!.. И, ясно, она творит чудеса, эта маленькая дрянь; не твори она чудес, я бы от души удивился. Когда она явилась в Шинон, какой-то солдат нагрубил ей… А она ему сказала: «Зря ты ругаешься, ведь ты скоро предстанешь перед всевышним…» А через час этот болван свалился по неосторожности в нужник и утонул. Один неверный шаг пьяницы принес больше славы этой девке, чем крупная победа нашему Дюнуа. В этом вопросе все единодушны — от последнего псаря до самых знатных придворных дам, как я вижу: только она одна, мол, и может нас спасти. Это нелепость!
Ваше высочество, я докладываю вам об одном из важнейших государственных дел, а вы играете в бильбоке!
Карл. Давайте договоримся, монсеньер. Чего вы хотите — чтобы я играл в бильбоке или чтобы я правил?
Архиепископ
Карл. Признаю, ценю и считаю их совершенно бесполезными. Если не ошибаюсь, все хотят, чтобы я принял эту деву?
Архиепископ