Ж у р н а л и с т: Как вы собираетесь это сделать? Создать партию или общественно-политическое движение? Обратиться к правительствам, подготовить соответствующие документы…
Ж а н н а: Нет, к правительству я не обращусь никогда. Там сидят люди, которые не хотят терять своих кабинетов. Они всеми силами будут противиться объединению…
Ж у р н а л и с т: Тогда где же выход?
Ж а н н а: Решать должен народ. Я намерена обратиться к гражданам Украины.
Ж у р н а л и с т: Непосредственно?
Ж а н н а: Минуя оба правительства. Повторяю: свою судьбу народ решит сам.
Ж у р н а л и с т: Вы рассчитываете на успех?
Ж а н н а: Я рассчитываю, что к моим словам отнесутся серьезно.
Ж у р н а л и с т: И когда это, по-вашему, произойдет?
Ж а н н а: Скоро. Это – уже происходит…
Итак, мосты сожжены, границы допустимого пройдены. Отступать Жанне некуда; теперь она может двигаться только вперед. Фраза насчет «более общей задачи» явно принадлежит Кармазанову. Это – его стилистика, его выспренная манера мыслить по вертикали. Интервью датируется ранним утром 5 сентября. Апокалипсис, погрузивший Кремль в хаос, наверное, уже затухает. Мы почти ничего не можем сказать о событиях этой ночи: слишком уж фантастичны они и слишком противоречивы. И все же общий ход катаклизма представить возможно.
Около десяти вечера Жанна получает известие о происшествии с Георгием Парасоловым. Гоша погиб, что квалифицируется пока как дорожно-транспортное происшествие. Звонок зафиксирован службой безопасности президента. Кто звонил и откуда такие сведения, остается неясным. Около половины одиннадцатого начинается «телефонное сумасшествие» во внутренних службах Кремля: аппараты во всех отделениях взрываются катастрофическими сигналами; они звонят непрерывно, но в трубках слышны лишь голоса недоумевающих москвичей; впечатление такое, что перепутаны все городские соединения. Продолжается это около получаса, и попытка связистов войти в магистраль ни к чему не приводит; сотовые телефоны также взбесились и забиты посторонними разговорами, армейская же мобильная связь выхватывает только отрывочные сигналы. Через двадцать минут ситуация доложена коменданту Кремля, еще через десять минут в районе кремлевского комплекса объявлено чрезвычайное положение, силы внутренней безопасности перекрывают все входы и выходы с территории, выдвинуты «ежи», поставлены наблюдатели на крышах ближайших зданий. Примерно в половине двенадцатого на срок от пяти до семи минут отключается электричество. Причем напряжения нет ни в аварийной сети, ни даже в особом блоке, предназначенном для таких ситуаций. Единственное, что в данных условиях удается сделать, – это запустить генератор от движка военного грузовика; света хватает лишь чтобы вырвать из темноты помещение комендатуры. А когда электричество без всяких внятных причин снова включается, обнаруживается, что вышло из строя все электронное оборудование: экраны компьютеров мерцают серо-пугающей пустотой, не нащупать ни базы данных, ни каталоги, ни основные программы. Кремль ослеп и оглох, что можно представить себе только теоретически. Словно чудовищный вихрь прошел по четырежды защищенным информационным системам, пронизав их насквозь и выдув электронную память в какое-то загробное измерение.
Трудно оценить масштабы той силы, что выплеснулась, как магма, за столь короткое время. Вероятно, она была гораздо объемней, чем проявилось потом в скупо изложенных воспоминаниях. Существуют косвенные свидетельства, что так называемые «локусы немоты» возникали в течение ночи по всей столице. Во всяком случае, почти на четыре часа, пока модули из резерва не развернули на электронике генерального штаба, вся страна не только пребывала в состоянии паралича (впрочем, на бытовом уровне этого не заметив), но и – полностью беззащитной в случае внезапного нападения. Это было как приход Антихриста, – по словам все того же уволенного сотрудника, заявил один из военных, работавших в Кремле в тот момент. – Мы все ждали, что вот сейчас затрубит ангел над миром, повалит из земли дым и выйдет железная саранча. Впрочем, может быть, она и вышла, – добавил он.